Выбрать главу
Ты, дорога-путинушка дальняя Ярый кремень да супесь горючая, Отчего ты, дороженька, куришься, Обымаешься копотью каменной? Али дождиком ты не умывана, Не отерта туманом-ширинкою, Али лапоть с клюкой-непоседою Больно колют стоверстную спинушку?
Оттого, человече, я куревом Замутилась, как плесо от невода, Что по мне проходили солдатушки С громобойными лютыми пушками. Идучи, они пели: «лебедушку Заклевать солеталися вороны», Друг со другом крестами менялися, Полагали зароки великие: «Постоим-де мы, братцы, за родину, За мирскую Микулову пахоту, За белицу-весну с зорькой свеченькой Над мощами полесий затепленной!..» Стороною же, рыси лукавее, Хоронясь за бугры да валежины, Кралась смерть, отмечая на хартии, Как ярыга, досрочных покойников.
Ах ты, ель-кружевница трущобная, Не чета ты кликуше осинушке, Что от хвойного звона да ладана Бьет в ладошки и хнычет по-заячьи; Ты ж сплетаешь зеленое кружево От коклюшек ресниц не здымаючи, И ни месяц-проныра, ни солнышко Не видали очей твоих девичьих. Молви, елушка, с горя аль с устали Ты верижницей строгою выглядишь? Не топор ли тебе примерещился, Печь с беленым, развалистым жарником: Пышет пламя, с таганом бодается, И горишь ты в печище, как грешница?
Оттого, человече, я выгляжу Срубом-церковкой в пуще забытою, Что сегодня солдатская матушка Подо мною о сыне молилася: Она кликала грозных архангелов, Деву-Пятенку с Теплым Николою,
Припадала как к зыбке, к валежине, Называла валежину Ванюшкой, После мох, словно волосы, гладила И казала сосцы почернелые… Я покрыла ее епитрахилью, Как умела родную утешила… Слезы ж матери — жито алмазное, На пролете склевала кукушица, А склевавши она спохватилася, Что не птичье то жито, а Божие… Я считаю ку-ку покаянные И в коклюшках как в требнике путаюсь.

(1915)

131

Без посохов, без злата

Без посохов, без злата Мы двинулися в путь; Пустыня мглой объята, — Нам негде отдохнуть.
Здесь воины погибли: Лежат булат, щиты… Пред нами Вечных Библий Развернуты листы.
В божественные строки, Дрожа, вникаем мы, Слагаем, одиноки, Орлиные псалмы.
О, кто поймет, услышит Псалмов высокий лад? А где-то росно дышит Черемуховый сад.
За створчатою рамой Малиновый платок, — Туда ведет нас прямо Тысячелетний рок.
Пахнуло смольным медом С березовых лядин… Из нас с Садко-народом Не сгинет ни один.
У Садко — самогуды, Стозвонная молва; У нас — стихи-причуды, Заморские слова.
У Садко — цвет-призорник, Жар-птица, синь-туман; У нас — плакун-терновник И кровь гвоздинных ран.
Пустыня на утрате, Пора исчислить путь, У Садко в красной хате От странствий отдохнуть.

(1912)

132. НЕБЕСНЫЙ ВРАТАРЬ

Как у кустышка у ракитова, У колодечка у студеного, Не донской казак скакуна поил, — Молодой гусар свою кровь точил, Вынимал с сумы полотенышко, Перевязывал раны черные… Уж как девять ран унималися, А десятая словно вар кипит…
С белым светом гусар стал прощатися, Горючьми слезьми уливатися: «Ты прощай-ка, родимая сторонушка, Что ль бажоная теплая семеюшка! Уж вы ангелы поднебесные, Зажигайте-ка свечи местные, — Ставьте свеченьку в ноги резвые, А другую мне к изголовьицу" Ты, смеретушка — стара тетушка, Тише бела льна выпрядь душеньку».