Минуты две он хмурился, взвешивая мое суждение, а потом остановил машину.
— Здесь нам придется вылезти: дальше дорога не такая хорошая. Хорошей, впрочем, она и раньше не была. А все ж таки слышишь иногда, что они сбываются. Такое иной раз бывает, что поневоле думаешь: нет, есть на свете… в жизни… всякое не совсем понятное. — И когда мы уже зашагали, он нахмурился и подыскал подходящее слово: — Непостижимое, что ли.
Я не стал продолжать.
По тропинке он шел первым и сам остановился у того места, где был вырван куст, — об этой подробности я ему не говорил. Я молчал, пока он смотрел сверху на тело Коллинсона, обшаривал взглядом каменную стену, а потом ходил взад и вперед по тропинке, нагнувшись и сверля землю своими рыжеватыми глазами.
Он бродил так минут десять, если не больше, потом выпрямился и сказал:
— Тут ничего не найти. Давайте спустимся.
Я пошел было назад к расщелине, но он сказал, что есть дорога полегче, впереди. Он оказался прав. Мы спустились к Эрику.
Ролли перевел взгляд с трупа на край тропы высоко над нашими головами и пожаловался:
— Прямо не пойму, как он мог сюда упасть.
— Он не сюда упал. Я его вытащил из воды, — ответил я и показал место, где лежало тело.
— Это уже больше похоже, — решил он.
Я сел на камень и закурил, а он бродил вокруг и разглядывал, трогал камни, ворошил гальку и песок. Но ничего, по-моему, не нашел.
14. РАЗБИТЫЙ «КРАЙСЛЕР»
Мы снова вскарабкались на тропинку и пошли в дом Коллинсона. Я показал Ролли испачканные полотенца, платок, платье и туфли; бумажку с остатками морфия; пистолет на полу, дырку в потолке, стреляные гильзы.
— Вот эта гильза под стулом лежит на старом месте, — сказал я, — а та, что в углу, лежала в прошлый раз рядом с пистолетом.
— Значит, после вас ее передвинули?
— Да.
— Кому это могло понадобиться? — возразил он.
— Понятия не имею, но ее передвинули.
Ролли потерял к ней интерес. Он смотрел на потолок:
— Два выстрела, а дырка одна. Непонятно. Может быть, другая пуля ушла в окно.
Он вернулся в спальню Габриэлы Коллинсон и стал осматривать черное бархатное платье. Подол был кое-где порван, но пулевых отверстий он не обнаружил. Он положил платье и взял с туалетного столика бумажку с остатками морфия.
— А это, по-вашему, откуда взялось? — спросил он.
— Она его принимает. Этому ее тоже научила мачеха, помимо прочего.
— Тц, тц, тц. Похоже, что она могла убить.
— Нуда.
— Похоже, знаете. Она ведь наркоманка? Они поссорились, он вас вызвал… — Ролли умолк, поджал губы, потом спросил: — По-вашему, когда его убили?
— Не знаю, может быть, вечером, когда он шел домой, не дождавшись меня.
— Вы всю ночь были в отеле?
— От одиннадцати с чем-то до пяти утра. Конечно, за это время я мог потихоньку выбраться и прихлопнуть человека.
— Да нет, я не к тому, — сказал он. — А какая она из себя, эта миссис Коллинсон-Картер? Я ее не видел.
— Лет двадцати; рост — примерно пять с половиной футом, на вид худее, чем на самом деле; каштановые волосы, короткие и вьющиеся; большие глаза, иногда карие, иногда зеленые; белокожая; лба почти нет; маленький рот и мелкие зубы; острый подбородок; уши без мочек и кверху заостряются; месяца два болела и выглядит соответственно.
— Такую найти будет нетрудно, — сказал он и начал рыться в ящиках, сундуках, стенных шкафах.
Я сам порылся в них, когда был здесь первый раз, и тоже не нашел ничего интересного.
— Не похоже, что она собирала вещи в дорогу или много взяла с собой, — заключил он, вернувшись в спальню, где я сидел перед туалетным столиком. Толстым пальцем он показал на серебряный туалетный прибор с монограммой. — Что значит «Г. Д. Л.»?
— До замужества ее звали Габриэла. Что-то там Леггет.
— Ну да. Она, наверно, на машине уехала? А?
— У них здесь была машина? — спросил я.
— В город он или пешком приходил, или приезжал в открытом «крайслере». Она могла ехать только по восточной дороге. Пойдем в ту сторону, выясним.
Я подождал во дворе, а он несколько раз обошел вокруг дома, но ничего интересного не увидел. Машину, судя по всему, держали перед сараем; он показал мне следы:
— Уехала сегодня утром.
Я поверил ему на слово. По грунтовой дороге мы дошли до гравийной, а еще через полтора километра увидели серый дом, окруженный кирпичными службами. Человек с костлявыми плечами, щуплый и слегка прихрамывающий, смазывал за домом насос. Ролли назвал его Дебро.