Такой поворот событий меня не вполне устраивал. Но я, разумеется, промолчал. Не враг же я себе.
Я опять сел, а Рено стал обзванивать друзей. Телефон звонил не переставая. Точно так же, не переставая, скрипела, впуская и выпуская людей, кухонная дверь, причем впускать приходилось гораздо чаще, чем выпускать. Вооруженных мужчин, табачного дыма и напряжения прибавлялось в доме с каждой минутой.
XXIV
ВИСКИ-ТАУН
В половине второго ночи, оторвавшись наконец от телефона, Рено сказал мне:
— Поехали.
Он поднялся наверх и вскоре вернулся с небольшим черным саквояжем в руках. К этому времени большинство его людей уже вышли из кухни на улицу.
— Поаккуратней с ним, — предупредил меня Рено, протягивая саквояж — саквояж оказался тяжелым.
В доме теперь нас оставалось всего семь человек. Мы вышли и влезли в большую машину с занавешенными окнами, которую О’Марра подогнал прямо к дверям. Рено сел вперед, рядом с О’Маррой, а я втиснулся назад, зажав саквояж между коленями.
Из переулка выехала еще одна машина и встала впереди, третья держалась за нами. Ехали мы со скоростью миль сорок в час, не больше — по принципу тише едешь, дальше будешь. Мы уже почти добрались до места, как пришлось немного поволноваться.
Уже на окраине, когда мы проезжали по улице, застроенной небольшими одноэтажными строениями, какой-то человек показался в дверях, сунул два пальца в рот и пронзительно свистнул. Кто-то из третьей машины уложил его на месте.
На следующем перекрестке нас встретили градом пуль.
— Если пуля попадет в саквояж, — крикнул, повернувшись ко мне, Рено, — мы все взлетим на воздух! Открой его, а то потом времени не будет!
Мы прижались к тротуару возле какого-то темного трехэтажного кирпичного здания, и я открыл саквояж. Бомбы — короткие двухдюймовые трубы, лежавшие в опилках на дне саквояжа, — разобрали в одно мгновение. Занавески на окнах машины от пуль были изодраны в клочья.
Не поворачиваясь Рено выхватил из саквояжа одну трубу, выскочил из машины и, не обращая никакого внимания на побежавшую по его левой щеке струйку крови, размахнулся и запустил бомбу в дверь кирпичного здания. Раздался оглушительный взрыв, взвилось пламя. Нас отбросило взрывной волной, на голову посыпались какие-то предметы. Входная дверь слетела с петель.
К дому бросился еще кто-то, взмахнул рукой, и еще одна труба, начиненная дьявольской смесью, угодила в проем двери. С окон нижнего этажа сорвались ставни, посыпались осколки стекла и рванулся огонь.
Машина, державшаяся третьей, остановилась в самом начале улицы, и сидевшие в ней стали отстреливаться. А первая машина проехала вперед и свернула в переулок. Судя по выстрелам, раздававшимся между взрывами бомб, из нее обстреливали задний выход.
О’Марра выбежал на середину улицы и зашвырнул бомбу на крышу кирпичного дома. Бомба не взорвалась, а О’Марра задрал одну ногу, вцепился обеими руками себе в горло и повалился навзничь.
Еще одни из наших рухнул под пулями, которые градом сыпались на нас из соседнего с кирпичным деревянного дома. Рено смачно выругался и крикнул:
— Толстяк, выкури их оттуда!
Толстяк поплевал на бомбу, забежал за машину и взмахнул рукой. Нас словно сдуло с тротуара, а через мгновение охваченный пламенем деревянный дом осел на наших глазах.
— Бомбы еще есть? — спросил Рено.
Все мы испытывали странное чувство оттого, что в нас никто не стреляет.
— Последняя осталась, — ответил Толстяк, взяв в руки бомбу.
Языки пламени лизали окна верхнего этажа. Рено взглянул на кирпичный дом, взял у Толстяка бомбу и сказал:
— Назад! Они сейчас выйдут.
Мы отошли назад. Изнутри раздался голос:
— Рено!
— Что надо? — крикнул Рено, предусмотрительно зайдя за машину.
— Сдаемся, — пробасил голос. — Мы выходим. Не стреляйте.
— Кто это «мы»? — спросил Рено.
— Это я, Пит, — послышался низкий голос. — Нас осталось четверо.
— Ты выходишь первым! — приказал ему Рено. — За тобой по одному остальные. С интервалом в полминуты. Всем руки за голову! Выходите!
Вскоре в проеме изуродованной взрывом двери появились поднятые руки и лысая голова Пита Финика. В свете полыхавшего над соседним домом пожара видно было, что лицо у него в крови, а одежда изорвана в клочья. С минуту бутлегер постоял на пороге, а потом стал медленно спускаться по ступенькам на тротуар.
Рено обозвал его паршивым подонком и четыре раза выстрелил ему в лицо и в живот.
Пит упал. За моей спиной раздался смех. Рено швырнул в дверь последнюю оставшуюся бомбу. Мы кинулись за машину. За руль сел Рено. Но мотор не работал: и туда попали пули. Мы вылезли, и Рено стал громко сигналить.