— С кем еще она встречалась? — спросил я.
Морелли покачал головой.
— Не знаю. Она не говорила об этом.
— У нее на руке было кольцо с бриллиантом, такие дарят в честь помолвки. Знаешь ли ты что-нибудь об этом?
— Ничего, за исключением того, что это не мое кольцо. Его у нее не было, когда я ее видел.
— Как ты думаешь, она хотела бы встретиться с Пеплером, Когда он выйдет из тюрьмы?
— Возможно. Она, казалось, не очень думала об этом, раз он В тюрьме. Но ей нравилось с ним работать, и я думаю, что они бы сошлись снова.
— А как насчет двоюродного брата Дика О’Брайена — худого, темноволосого, любителя выпить? Что с ним стало?
Морелли удивленно посмотрел на меня.
— Ей-богу, не знаю.
Стадси вернулся один.
— Может, я ошибаюсь, — он сел, — но, по-моему, если этой Птицей заняться хорошенько, из нее выйдет толк.
Морелли уточнил:
— Если за горло ее взять.
Стадси добродушно улыбнулся.
— Нет. Она хочет попасть куда-нибудь. Усиленно занимается уроками пения и…
Морелли посмотрел на свой пустой стакан.
— Твое молоко от бешеной коровы, должно быть, хорошо Рствует на ее голосовые связки. — Повернулся и крикнул Питу: — Эй, мешочник, еще того же! Нам завтра в хоре петь.
Пит поспешил:
— Иду, Шеппи. — Его серое, в морщинах лицо перестало быть апатичным, когда Морелли обратился к нему. Весьма толстый блондин, с почти белыми волосами, сидящий за столом с Мариам, встал, подошел к нам и сказал мне тонким, дрожащим, Похожим на женский голосом:
— Итак, вы из тех, кто убил Арта Нунхайма?
Морелли не поднимаясь изо всей силы ударил толстяка в жирный живот изо всей силы. Стадси неожиданно поднялся и через Морелли тоже его ударил — в лицо, своим большим кулаком. Я заметил, кстати, что он все ведет правой рукой. Горбатый Пит Подошел сзади и сильно ударил блондина пустым подносом по голове. Подошедший повалился назад, опрокинув трех человек на пол. В это время оба бармена оказались возле нас. Один ударил упавшего, когда тот пытался подняться, дубинкой, толкнув его Вперед на руки и колени, другой схватил рукой сзади за воротник и стал душить, закручивая ворот. Затем с помощью Морелли они Подняли его на ноги и вытолкали вон. Пит посмотрел им вслед и зацыкал языком.
— Этот чертов Воробей! — объяснил он мне. — Когда он пьян, с ним сладить нельзя.
Стадси был рядом с соседним столиком, тем, что опрокинули, и помогал людям подняться и собрать свои вещи.
— Плохо, — говорил он, — плохо для дела, а где провести грань? У меня не притон, но и пансион для благородных девиц я тоже держать не собираюсь.
Дороти побледнела от испуга. У Норы широко раскрылись от удивления глаза.
— Это сумасшедший дом, — определила она. — Зачем они это сделали?
— Я знаю столько же, сколько и вы, — ответил я ей.
Морелли и бармены вошли очень довольные собой. Морелли и Стадси сели на свои места за нашим столом.
— Вы горячие ребята, — молвил я им.
Стадси повторил:
— Горячие, — и засмеялся.
Морелли был серьезен.
— Если этот парень что-либо затевает — надо начинать первым. А разойдется — поздно будет. Мы его видели таким раньше, правда, Стадси?
— Каким? — поинтересовался я. — Он ничего не сделал.
— Ладно, ничего не сделал, — повторил Морелли спокойно, — но насчет него иногда возникает предчувствие. Как, а, Стадси?
Стадси подтвердил:
— Ага, он может скандал устроить.
XXII
Было около двух часов ночи, когда мы распрощались со Стадси и Морелли и ушли из «Пигирон-клаб». Дороти забилась в угол такси, бормоча:
— Я знаю, мне будет плохо. — Она говорила так, будто ей уже плохо.
Нора бубнила:
— Уж эта выпивка… — Она положила голову мне на плечо. — Твоя жена пьяна, Ник. Послушай, ты должен рассказать мне все, что произошло, — все. Не сейчас, завтра. Я не поняла ничего… ничего-ошеньки… Все они потрясающие ребята!..
Дороти обратилась ко мне:
— Послушай, не могу я ехать к тете Алисе такая. Она в обморок упадет.
Нора решила:
— Им не следовало бы так бить того толстяка… Может, это и правда забавно, но только для жестоких людей.
Дороти гнула свое:
— Я лучше к маме поеду.
Нора размышляла:
— Рожистое воспаление кожи ничего не имеет общего с ушами. А что это за слово он сказал, Ник?
— Ухо.
Дороти была озабочена: