— Ты все еще хочешь со мной поговорить? — спросил я.
Гилберт встал с кровати:
— Где мама?
— Разговаривает с полицией.
Он что-то сказал, что — я не разобрал, и вышел из комнаты Дороти вздрогнула.
— Он меня раздражает, — сказала она, а затем снова угрюмо посмотрела на меня. — Ты все еще хочешь поговорить со мной?
— Что заставило тебя так ко мне относиться?
— Ты ведешь себя глупо. — Я сел на место, где раньше сидел Гилберт. — Знаешь ли ты что-нибудь о ноже и цепочке, которые якобы нашла мать?
— Нет. А где?
— Что ты хотела мне сказать?
— Теперь ничего, — ответила она недовольно, — за исключением того, что ты можешь вытереть эту помаду со своих губ.
Я вытер ее. Она выхватила носовой платок из моих рук, свернула его, взяла коробок спичек со столика, стоящего с другой стороны кровати, зажгла спичку.
— Да вонять же будет неимоверно, — сказал я.
Она ответила:
— Мне все равно. — Но спичку задула. Я взял платок, подошел к окну, открыл его, выкинул платок, закрыл окно, пошел и сел на свое место на кровати.
— Если тебе от этого лучше…
— Что мама сказала обо мне?
— Она сказала, что ты влюбилась в меня.
Она резко села.
— Что ты сказал?
— Я сказал ей, что нравлюсь тебе с детских лет.
Ее нижняя губа задрожала.
— Ты считаешь, это так и есть?
— А что еще может быть?
— Я не знаю. — Она заплакала. — Надо мной все потешаются — и мама, и Гилберт, и Харрисон. Я…
Я обнял ее.
— Ну их к черту всех!
Через некоторое время она спросила:
— Мама любит тебя?
— Боже мой, нет! Она ненавидит мужчин больше любой другой женщины, у которой нет патологического отвращения.
— Но у нее всегда есть к тебе что-то…
— Да это плотское чувство. Не обманывай себя. Мими ненавидит мужчин — всех нас — очень сильно.
Она прекратила плакать. Сморщила лоб и сказала:
— Я не понимаю. Ты ненавидишь ее?
— Обычно нет.
— А сейчас?
— Я думаю нет. Она глупая, а считает себя очень умной, вот в чем беда, но я не думаю, что ненавижу ее.
— А я — да, — сказала Дороти.
— Ты сказала мне это на прошлой неделе. Я хотел тебя спросить: знала ли ты или видела Арта Нунхайма, о котором мы говорили в забегаловке?
Она недовольно посмотрела на меня.
— Ты просто хочешь сменить тему разговора?
— Я хочу знать. Ты знала его?
— Нет.
— О нем упоминалось в газетах, — напомнил я ей. — Это он рассказал полиции, что Морелли знал Джулию Вулф.
— Я не помню его имени, — сказала она. — Я не помню, чтобы я слышала о нем до вчерашнего вечера.
Я описал его.
— Видела когда-нибудь?
— Нет.
— Знаешь ли ты кого-либо из людей, которые были у Стадси. или что-нибудь о них?
— Нет, честно, Ник. Я бы рассказала тебе все, что знаю, что могло бы помочь.
— Не думая о том, кому это может повредить?
— Да, — сразу сказала она. — Что ты имеешь в виду?
— Ты хорошо знаешь, что я имею в виду.
Она закрыла лицо руками, слова ее едва были слышны:
— Я боюсь, Ник, я… — Она резко опустила руки, так как кто-то постучал в дверь.
— Войдите, — сказал я.
Энди открыл дверь настолько, чтобы можно было просунуть голову. Он пытался скрыть любопытство, когда говорил:
— Лейтенант хочет видеть вас.
— Я сейчас приду, — пообещал я.
Он шире раскрыл дверь.
— Он ждет. — Он мне многозначительно моргнул, но при этом губы его искривились, и в результате получилось поразительное выражение лица.
— Я вернусь, — сказал я Дороти и пошел за ним.
Он закрыл за мной дверь и приставил свой рот к моему уху.
— Парень подслушивал, — прошептал он.
— Гилберт?
— Да. У него было время, чтобы убежать, когда он услыхал, как я иду, но он точно подслушивал.
— Это его слабость, — сказал я. — Как у вас дела с миссис Йоргенсон?
Он свернул губы трубочкой и громко выдохнул:
— Что за дама!
XXIV
Мы вошли в комнату Мими. Она сидела в глубоком кресле у окна, очень довольная собой. Она весело улыбнулась мне и сказала:
— Моя душа теперь чиста. Я во всем призналась.
Гилд стоял у стола, вытирая платком лицо. На висках у него были еще видны капли пота, и лицо у него казалось постаревшим и усталым. Нож, цепочка и платок, в который они раньше были завернуты, лежали на столе.
— Кончили? — спросил я.
— Я не знаю, и это факт, — сказал он. Он повернулся к Мими, чтобы спросить ее: — Вы бы сказали, что мы кончили?