Клайд Миллер Уайнент».
Я положил телеграмму в конверт с запиской, где написал, что только что получил ее, и отослал ее с посыльным в Бюро убийств полицейского управления.
Х
В такси Нора справилась:
— Ты действительно чувствуешь себя хорошо?
— Да.
— И тебя поездка не сильно обременяет?
— Я нормально себя чувствую.
— Что ты думаешь о том. что поведала Дороти? — Она заколебалась. — Ты что, не веришь ей?
— Что ты! Но я должен все проверить.
— Ты в этом больше меня разбираешься. Но я думаю, что она по крайней мере пыталась выдавить из себя правду.
— Много небылиц исходит от людей, которые пытаются это делать. Но очень нелегко это сделать, если ты привык врать.
Она ответила:
— Я полагаю, ты знаешь много о природе человека, мистер Чарлз, не так ли? Когда-нибудь ты должен мне рассказать о своем опыте сыщика.
Я стал рассуждать:
— Купить пистолет за двенадцать долларов в забегаловке? Что ж, возможно, но…
Несколько кварталов мы проехали молча. Затем Нора спросила:
— Что на самом деле с ней?
— Ее папаша сумасшедший, и она думает, что она такая же.
— Откуда ты знаешь?
— Ты меня спросила — я тебе отвечаю.
— Ты хочешь сказать, что это догадки?
— Я имею в виду — с ней что-то не так. Не знаю, действительно ли Уайнент сумасшедший и унаследовала ли она что-нибудь от него, если это так. Но она думает, что да, и поэтому не уверена в своих поступках.
Мы остановились перед отелем «Кортленд».
— Это ужасно, Ник. Кто-то должен…
— Не знаю. Возможно, Дороти права. — Я почти уверен, что она мастерит сейчас одежду для Асты.
Мы послали нашу визитную карточку Йоргенсонам, и через некоторое время нам передали, чтобы мы поднялись. Мими встретила нас в коридоре, когда мы вышли из лифта, — встретила нас с протянутыми руками, не переставая говорить:
— Эти проклятые газеты. Они заставили меня так переживать из-за этого глупого сообщения, что ты при смерти. Я дважды звонила, но они не соединяли нас, не хотели сообщать, в каком ты состоянии. — Она взяла меня за руки. — Я так рада, Ник, что это все неправда и что ты приехал к нам на обед. Естественно, я не ждала вас и… Но ты бледен. Тебя действительно задело?
— Не сильно. Пуля поцарапала мне бок, но рана совсем небольшая.
— И несмотря на это, ты пришел на обед! Это льстит, но я боюсь, что это легкомысленно. — Она заговорила с Норой: — Ты уверена, что это разумно — разрешить ему…
— Я не уверена, но он хотел навестить вас.
— Мужчины такие идиоты, — Мими обняла меня. — Они или горы ворочают, или совсем игнорируют вещи, которые могут… Но входите. Разреши, я помогу тебе.
— Рана не очень серьезная, — заверил я ее. Но она настояла на своем — довела меня до стула и обложила подушками.
Вошел Йоргенсон, поздоровался со мной за руку и сказал, что рад видеть меня в значительно лучшем состоянии, чем писали газеты. Слегка нагнувшись, поздоровался и с Норой за руку.
— Если можно, подождите еще минутку, я окончу делать коктейли. — И вышел.
Мими завела беседу:
— Я не знаю, где До. Сидит, скучает где-нибудь, я полагаю. У вас нет детей, не так ли?
Нора ответила:
— Нет.
— Вы много теряете, хотя иногда приходится столько терпеть! — Мими вздохнула. — Не думайте, что я недостаточно строга. Когда мне нужно проучить Дорри, мне кажется, она думает, что я настоящая злодейка. — Ее лицо посветлело. — А это мой другой малыш. Ты помнишь мистера Чарлза, Гилберт? Это и есть мистер Чарлз.
Гилберт Уайнент, высокий, худой, бледный блондин восемнадцати лет, с небольшим подбородком под несколько слабым ртом, был на два года моложе своей сестры. Большие, исключительно чистые голубые глаза и большие ресницы придавали его внешности нечто женственное. Я надеялся, что он уже не такое хныкающее, маленькое, надоедливое существо, каким был в детстве.
Йоргенсон внес коктейли. Мими принялась настаивать, чтобы я рассказал о ранении. Я рассказал ей, придавая всему еще меньшее значение, чем это было на самом деле.
— Но почему он пришел к тебе? — спросила она.
— Кто его знает. Я сам бы хотел это знать. Полиция тоже хотела бы знать.
Гилберт вступил в разговор:
— Я где-то читал, что, когда закоренелых преступников обвиняют в том, чего они не совершали, даже в чем-то незначительном, они более болезненно воспринимают это, чем обычные люди. Как вы считаете, мистер Чарлз?
— Вероятно.
— За исключением тех случаев, — добавил Гилберт, — когда это что-то большое, — понимаете, что-то, что они сами хотели бы сделать.