На следующем перекрестке Гамов остановился.
- Вам направо, мне налево. Мы провели нехороший вечер - и поспорили, и подрались, и можем спать в ожидании какого-то завтра.
- Вечер был нехорошим, вы правы, - сказал я. - Против спора ничего не имею, но драка меня не восхитила. До отличного завтра.
- Я не верю в хорошее будущее, - буркнул он и ушел.
Я медленно двигался по ярко освещенной пустой улице. Было еще не поздно, только перевалило за полночь, но город словно вымер. Волчьи стаи хулиганья владычествовали в ночные часы - жители рано запирались в квартирах. Я не опасался нового нападения: хулиганы поделили между собой городские районы, одна шайка не совалась во владения другой. Мы проучили пятерых местных, а других не ждать. И я поднимал голову, любовался небом - звездный мир ликовал, вселенная предавалась какому-то величественному торжеству. Из-за крыш выдвинулся Орион, в нем красно калился Бетельгейзе, белокалильно пылал Ригель. И ярчайшая звезда неба - великий Сириус медленно приподнимался над зданиями. Меня охватил восторг, так был прекрасен, так невыразимо прекрасен мир, который мне сподобилось видеть!
Я не торопился. Дома меня никто не ждал. Жена уехала на лето к своему отцу. Я не был уверен, что она вообще вернется. Перед отъездом она сказала, что лучше жить одинокой, чем иметь мужа, реально его не имея. Я ответил, что уж каков есть. Она может считать себя свободной в любом поступке. Она поблагодарила так зло, что благодарность была хуже пощечины. Вот так мы расстались с ней месяц назад.
И у входа в свой дом я еще постоял на улице, радуясь звездному торжеству. Шел второй час ночи. Я открыл дверь и замер. На диване - сидя - спала жена. Я придвинул стул, уселся и стал смотреть на нее. Она казалась усталой и похудевшей, темные полукружья отчеркивали сомкнутые глаза. Все это не имело значения. Она была прекрасна. Она была еще красивей, чем в тот день, двенадцать лет назад, когда я впервые увидел ее и когда, знакомя нас, Павел Прищепа шепнул: «Первая красавица в институте - учти!» Как часто я досадовал, что она так красива, для семейного спокойствия надо бы заводить жену не выше стандартной миловидности. И не я ее выбрал в жены, я не осмелился бы выбрать такое женское совершенство. Меня себе в мужья назначила она и потом негодовала, что я сопротивлялся, даже уверял, что не та-де оправа для драгоценного камня. С тех дней прошло двенадцать лет - и многое переменилось в нас. Во всяком случае, я не ожидал, что она воротится так скоро.
Она раскрыла глаза и зевнула.
- Я заснула, Андрей, - сказала она сонно.
- Ты еще спишь, Елена.
- Сколько времени? Четыре ночи?
- Только два, Елена.
Она засмеялась.
- Елена, Елена!.. Как любишь ты повторять мое имя.
- Хорошее имя, Елена.
- Сама же я хуже своего имени?
- Лучше!
Она покачала головой. Сейчас пойдут упреки, понял я.
- Я думала, тебе станет свободней в мое отсутствие. При мне ты редко приходил раньше трех. Но вот всего два, а ты уже дома. Без меня квартира приятней?
- В твое отсутствие я часто совсем не ночевал дома. Сегодня особый случай. Четверг.
- Да, вспоминаю - интеллектуальный бал у Бара. Скучное сборище скучных людей в тесной комнатке, где не пройти между стульями. Не понимаю, что влечет тебя к Бару.
- Была бы сегодня у него, поняла бы. Собрались интересные люди. Джон Вудворт, Казимир Штупа, Николай Пустовойт, Алексей Гамов…
- Вудворта знаю. Кортез с лицом страстотерпца. И Штупу с Пустовойтом встречала. А кто такой Гамов?
Я рассказал о спорах у Бара, помянул об уличной драке. Елена испугалась.
- Ты не ранен? Ушибов нет? Повернись. Вся спина перепачкана. Вот здесь порвано. Ты не терся о кирпич?
- Прижимался к стене, когда насели двое. Если бы не Вудворт, ущерба было бы больше, чем разорванный пиджак.