— Во всем, что касается скачек, я профан.
— Да? Кроме того, она еще и тренер. И, надо признать, отменный тренер, иначе я не стал бы работать у нее, да еще с ее язычком. Должен сказать, приятель, что когда она орет на ребят в своей конюшне, ее ругательствам может позавидовать любой грузчик. А вот с владельцами лошадей она ну прямо ангел, и они у нее, как овечки.
— А как фамилия другого пассажира? Того, здорового?
— Мистер Эрик Голь-ден-берг. — Он так и произнес эту фамилию — слог за слогом, уже без всякого восхищения, с презрительной гримасой.
Покончив с этими справками, Бейст замолчал, вновь переживая неприятный разговор со своим хозяином. Молча мы подошли к самолету и сложили вещи в багажное отделение позади сидений.
— Сначала летим в Ньюбери, не так ли? — заговорил, наконец, Бейст. — Захватим Коллина Росса. Вы, конечно, наслышаны о Коллине Россе?
— Пожалуй.
Да и как не быть наслышанным об этом знаменитом жокее, если он пользовался большей популярностью, чем сам премьер-министр, и зарабатывал в несколько раз больше, чем глава правительства! Его лицо смотрело на вас со множества рекламных щитов, призывающих к постоянному употреблению молока, и даже в детском журнале о нем печатался серийный комикс. Кто же не слышал о Коллине Россе!
Кенни Бейст поднялся в самолет и уселся на одно из двух задних сидений. Еще перед вылетом с базы, не больше часа назад, я тщательно обследовал машину, но сейчас снова, хотя и бегло, осмотрел салон. Я совершал свой третий рейс для фирмы Воздушные такси Дерридауна, где работал всего четвертый день, и не хотел рисковать после тех неприятностей, которые учинила мне судьба в недавнем прошлом.
К тому времени, когда я закончил осмотр, из бара вышли трое моих пассажиров и направились к самолету. Я запросил диспетчера по радио, получил разрешение на взлет, вырулил, чтобы встать против ветра, и поднял свою маленькую машину для двадцатимильного прыжка через Беркшир. До этого я никогда не возил любителей скачек. Мои пассажиры ранее уже летали в Ньюбери, и майор посоветовал мне обратить внимание на линии электропередачи, пересекавшие подходы на посадку. Я приземлился на свеже-подстриженную траву и подрулил к трибуне, притормозив как раз перед ограничительной изгородью. На дороге показался старенький форд, промелькнул мимо трибуны, въехал в ворота, устроенные в изгороди, и, подпрыгивая, направился через поле к самолету. Футах в двадцати автомобиль остановился, из него вышел пассажир и зашагал к самолету. На нем были выцветшие синие джинсы, белесый шерстяной свитер с синей каемкой и на маленьких ногах черные кеды. Я видел его русоватые волосы, опускавшиеся на широкий лоб, короткий прямой нос и округлый женский подбородок; его фигуре могла бы позавидовать любая девушка. И все же в нем угадывалось что-то мужественное, а в глазах читалась усмешка, как у каждого, кто хорошо познал жизнь. Он уже постарел душой, хотя ему никто бы не дал больше двадцати шести.
— Доброе утро, — поздоровался я.
Он протянул мне руку. Его пожатие было твердым и коротким.
— А Ларри? — спросил он.
— Уехал. Я Мет Шор.
— Чудесно, — равнодушно ответил он. Себя он не назвал, считая, что в этом нет необходимости. Я подумал, как нелегко, должно быть, в положении Коллина Росса оставаться самим собой, обыкновенным человеком. Он ничем не подчеркивал свою известность, как делают иные знаменитости, а по его скромному костюму я понял, что он поступает так вполне обдуманно.
— Боюсь, мы опаздываем, — заметил он. — Придется поднажать.
— Постараюсь…
Полет в северном направлении прошел нормально. Я посадил машину в Хейдоке на травяную полосу, обозначенную в центре ипподрома, и по указанию майора подрулил почти к самому ограждению, ярдах в ста от трибун. Пассажиры выбрались из самолета.
Майор Тайдермен нервно потрогал себя за усы.
— Последний заезд в четыре тридцать, — сказал он. — После этого нужно будет выпить. Вылет назначим на пять пятнадцать. Вас устраивает?
— Да, майор.
— Утверждается.
— Не тратьте. деньги на заезд в три тридцать, дружище, — посоветовал мне Кенни. Услышав слова Бейста, Гольденберг мгновенно побагровел и уже замахнулся, намереваясь ударить жокея, но его остановил резкий окрик Вилларс:
— Да перестаньте же, идиот!
Гольденберг от изумления раскрыл рот, рука его медленно опустилась.
У меня появился некоторый интерес к тому, что произойдет в три тридцать и, возможно, поможет скоротать время. Я тщательно закрыл дверцы багажных отделений и навел порядок в самолете. Энни Вилларс курила тонкие коричневые сигары. Гольденберг принимал таблетки для пищеварения, каждая в отдельной бумажке, а Тайдермен оставил на кресле «Спортивную жизнь».