У меня мелькнула мысль, что, возможно, один из тросов соскочил с блока, когда самолет сильно качнуло. Я, правда, не слышал, чтобы такое случалось, но… чего не бывает. А может, с места сорвался сам блок или поломался… Если так, того и гляди выйдет из строя управление. Я повернулся к безмолвствующей компании за моей спиной.
— Извините, но наш полет несколько затянется. Придется сделать кратковременную посадку в Ист-Мидлендском аэропорту около Ноттингема, ради предосторожности мне необходимо осмотреть самолет.
Пассажиры встретили мое сообщение в штыки.
— А я не нахожу, что это необходимо, — сердито заявил Гольденберг.
— Вы действительно убеждены, что полет нельзя продолжать? — спросила Энни Вилларс. — Мне обязательно нужно вернуться к вечеру к моим лошадям.
— Черт бы вас побрал! — вскипел Тайдермен, опять разволновался и стал еще мрачнее.
Разговор разбудил Коллина Росса.
— Пилот собирается сделать посадку, — обратился к жокею Гольденберг. — Ему, видите ли, срочно потребовалось осмотреть самолет из-за какой-то там предосторожности. Мы же хотим лететь дальше, а не тратить время попусту. Насколько я понимаю, с самолетом все в порядке и…
— Если пилот считает, что посадка необходима, значит это так, — решительно перебил его Росс. — Он тут хозяин.
Уже снижаясь, я вдруг засомневался. Насторожившее меня трение не только не усилилось, но, мне показалось, даже несколько ослабло, тросы двигались свободно — мне не приходилось теперь затрачивать столько усилий, как несколько минут назад. Похоже, я и в самом деле свалял дурака, пассажиры будут взбешены. Дерри даун, мой хозяин, придет в ярость из-за ненужного расхода, и останется мне одно — искать новое место работы, теперь уже седьмое по счету.
Посадка прошла нормально.
Я поставил самолет, как и распорядился диспетчер, на приангарной площадке и посоветовал пассажирам побыть в баре, поскольку проверка могла занять полчаса, если не больше. Пассажиры мои прямо-таки кипели от негодования. В воздухе они, видно, все же допускали мысль, что я прав, настаивая на непредусмотренной посадке. Но теперь, почувствовав под ногами землю, считали, что прав был не я, а они, и что посадка — это просто моя блажь.
Я пересек вместе с ними приангарную площадку и направился в диспетчерскую доложить, как обычно, о посадке, а заодно попросить как можно скорее прислать механика. Пассажиров я заверил, что вызову их из бара сразу же после осмотра самолета, и свернул на дорожку, ведущую к диспетчерской. Искоса я видел, как они, оглянувшись на самолет, уныло поплелись к большой стеклянной двери аэровокзала.
…Позади меня послышался треск, словно кто-то сломал сухую ветку, и тут же последовал громоподобный удар. Я в ужасе обернулся. Там, где стоял изящный светло-голубой «Чероки», рвался огненный смерч.
Глава 3
Взрыв бомбы длился мгновение; шумиха в прессе продолжалась три дня; расследование затянулось на несколько недель.
Как и следовало ожидать, газеты вышли с сенсационными заголовками, вроде: «Коллин Росс обгоняет смерть всего на одну минуту!»; «Жокей-чемпион выигрывает гонку у времени!»… В интервью для телевидения Энни Вилларс, выглядевшая на экране еще более хрупкой, с умильным видом заявила, что «всем нам фантастически повезло». Приводили слова майора Тайдермена: «К счастью, с самолетом что-то стряслось, и это привело к вынужденной посадке, иначе бы…», и Коллина Росса, закончившего за него эту фразу так: «…иначе остались бы от нас рожки да ножки».
Все это они говорили уже после того, как пришли в себя. Когда же я подбежал к ним, они стояли с вытаращенными глазами и застывшими от ужаса лицами. У Энни Вилларс отвисла челюсть, ее била дрожь. Я взял ее за руку, она бессмысленно взглянула на меня, и вдруг, тихо простонав, стала валиться. Я едва успел подхватить ее. Весила она даже меньше, чем казалось.
— Боже мой… Боже мой… — бубнил Гольденберг, словно он раз и навсегда забыл все другие слова.
Было видно, как Тайдермен сжимает зубы, чтобы они не стучали, на лбу у него выступили капли пота, он судорожно переводил дыхание.
Продолжая держать на руках Энни — Вилларс, я стоял рядом с ними и смотрел, как гибнет мой самолет. Первый взрыв почти полностью разрушил его, а взорвавшиеся секундой позже баки с горючим докончили дело. Горящие искореженные обломки разлетелись по приангарной площадке, и мне почему-то казалось совершенно невероятным, что еще совсем недавно они составляли нечто целое. Среди рваных кусков металла бежали ручьи горящего бензина, а на самом большом из них — это была, видимо, часть передней кабины — извивались оранжевые и желтые языки пламени.