Неприятности преследовали меня повсюду.
Коллин Росс был потрясен не меньше остальных, но нервы у него оказались покрепче.
— Это была бомба? — спросил он.
— Она самая, — с напускной бодростью и даже вроде бы весело подтвердил я.
— Но это вовсе не смешно! — воскликнул он.
— Но и не трагично, раз мы живы.
Выражение напряженности исчезло с лица жокея, сменившись неким подобием улыбки.
— Что верно, то верно, — согласился он.
Примчавшиеся по сигналу тревоги пожарные машины из огромных шлангов заливали пеной жалкие останки самолета. Оснащение этих машин, рассчитанное на гигантские авиалайнеры, в считанные секунды превратило «Чероки» в то, что я мысленно назвал обгоревшими воспоминаниями о нем.
Несколько автомобилей, обслуживающих аэропорт, сновали по аэродрому, словно жуки. Один из них, набитый возбужденными чиновниками, подлетел к нам.
— Вы прибыли на этом самолете?
Первый вопрос, но, увы, не последний. Я знал, что мне предстоит. Меня уже не раз разбирали по косточкам.
— Кто пилот?.. Вы пройдете с нами, а пассажиры могут подождать у начальника аэропорта… Дама ранена?
— В обмороке, — ответил я.
— Да?.. — говоривший со мной чиновник заколебался. — Кто-нибудь может взять ее у вас? — Чиновник посмотрел на моих пассажиров: Гольденберг — большой, но рыхлый; Тайдермен стар; Коллин хрупок… Он лишь скользнул взглядом по Коллину, но тут же более внимательно поглядел на него, и, видимо, узнал, хотя все еще сомневался.
— Извините, вы…
— Росс, — равнодушно подтвердил Коллин. — Да, я Росс.
Обстановка мгновенно изменилась. Для Вилларс нашлась нюхательная соль, для Тайдермена и Гольденберга — хороший коньяк, для Коллина Росса — просьбы об автографах.
Следователи министерства были дружелюбны и вежливы. Как обычно. И, как обычно, настойчивы, скрупулезны и беспощадны.
— Почему вы сделали посадку в Ист-Мидленде?
— Трение.
— Вы предполагали, что у вас на борту бомба?
— Нет.
— Вы провели предполетный осмотр?
— Да.
— И не обнаружили бомбы?
— Нет.
Известно ли мне, что, тем не менее, я несу ответственность за безопасность пассажиров и самолета и в соответствии с инструкциями отвечаю за вылет с бомбой на борту?
— Да.
Я посмотрел на следователей, они посмотрели на меня. Весьма странное это правило. Лишь очень немногим из тех, кто отправлялся в рейс с бомбой на борту, удавалось дожить вот до такого момента, когда им грозили привлечением к ответственности. Следователи заулыбались, показывая, что и они прекрасно понимают, как глупо думать, будто кто-то поднимется в воздух, зная о подложенной в самолет бомбе.
— Вы всегда запираете самолет, если отлучаетесь куда-нибудь?
— Да.
— И на этот раз он был закрыт?
Вот он, удар под ложечку… Я рассказал им об эпизоде с Тайдерменом, но, оказывается, они уже знали.
— Тайдермен утверждает, что снова закрыл дверцы на замок. Но даже если не закрыл — разве он, а не вы отвечаете за самолет?
— Да, правильно, я.
— Разве вам не следовало бы сопровождать его, когда он ходил за газетой?
Возражений нет.
За безопасность полета ответственность несет пилот.
Как ни вертись, все упирается в это.
Так проходила моя вторая беседа со следователями. Во время первой, на следующий день после взрыва, они держались дружелюбно, даже сочувственно, занимаясь выяснением фактов, причем слово «ответственность» вообще не упоминалось. Но и тогда уже было ясно, что оно неизбежно всплывет.
— За последние три дня мы переговорили со всеми вашими пассажирами, но ни один из них не имеет ни малейшего представления, кому была бы выгодна их гибель и почему. Теперь давайте попытаемся установить, кто имел возможность подложить бомбу. Надеемся, вы не откажетесь отвечать на наши вопросы, хотя, возможно, их окажется немало. Потом мы составим текст вашего объяснения и будем рады, если вы его подпишете…
— Я сделаю все, что нужно, — ответил я, хотя и понимал, что рою яму самому себе.
— Все пассажиры согласны, что бомба скорее всего находилась в том свертке в позолоченной бумаге, который вы сами принесли в самолет.
— Очень мило.
— И что намеченной жертвой был Коллин Росс.
Я с силой втянул в себя воздух.
— Или вы придерживаетесь иного мнения?
— Честное слово, не могу даже предположить, для кого именно предназначалась бомба. И все же я не считаю, что она была в свертке.