Я остался в Кембридже, пообещав, что счет за ангар будет оплачен не им, и затем отправился домой к Ненси и Коллину.
Домой…
Опасное, воскрешающее прошлое слово. И самое страшное заключалось в том, что у них я действительно чувствовал себя, как дома. Я был у них всего в третий раз, но все стало уже привычным для меня, уютным, простым, легким… Но зачем мне все это… Ведь я был чужой этому дому…
Субботнее утро я провел в беседах с полицией Кембриджа и по телефону с министерством в Лондоне. И те, и другие осторожно намекали, что, возможно, обратятся к майору Тайдермену с просьбой помочь в проводимом ими расследовании. Днем я отвез Коллина без всяких происшествий обратно в Хейдок, вечер снова провел в Ньюмаркете, а в воскресенье отвез Коллина в Бакингэм, пересел на «Ацтек» и доставил его в Остенде. Мне удалось избежать встречи с Харлеем до вечера в воскресенье, когда я вернулся. Он ждал меня, пока я заводил самолет в ангар, и скулил целых полчаса о том, что нужно придерживаться буквы инструкций. Смысл его аргументов заключался в том, что Ненси, предоставленная самой себе, благополучно бы совершила посадку где-нибудь на равнинах Восточной Англии. Как заявил Харлей, было мало шансов, чтобы она столкнулась с какой-нибудь радиомачтой или фабричной трубой, которые были понатыканы повсюду. Наверняка даже не столкнулась бы.
— А как бы вы чувствовали себя в ее положении? — спросил я.
Он не ответил. Он прекрасно знал, как бы он себя чувствовал. Как пилот он не был полным идиотом, но в нем говорил владелец фирмы, бизнесмен.
Во вторник утром Харлей сказал мне, что звонил Коллин и отменил свой заказ на сегодня, но что я все равно могу вылететь на «Шестерке», прихватив в Фолкстон одного коннозаводчика и его приятелей из Ноттингема.
Мне подумалось, что Коллин изменил свое намерение принять участие в скачках в Фолкстоне, но я ошибся. Он полетел в Фолкстон. И воспользовался услугами «Полиплейн»…
Я узнал, что он в Фолкстоне, после скачек, когда он появился на аэродроме. Он вылез из такси измотанный, как обычно, оглядел выстроившиеся в ряд самолеты и, пройдя мимо меня, направился к самолету «Полиплейн».
— Коллин! — окликнул я.
Он остановился, повернул голову и взглянул на меня. Ни тени дружелюбия во взгляде, ни малейшей.
— В чем дело? — удивленно спросил я. — Что случилось?
Он отвернулся. Пилот «Полиплейн» с самодовольной ухмылкой поглядел на меня. Тот самый, который отказался помочь Кенни Бейсту, когда того избивали.
— Вы прилетели с ним? — спросил я.
— Да. — ледяным тоном отозвался Коллин.
— Я не понимаю… — растерянно произнес я.
— Вы… вы… Я не желаю разговаривать с вами.
Чувство нереальности лишило меня способности мыслить. У меня отнялся язык. Я только недоумевающе смотрел на него.
— Вы обманули нас… О, я понимаю, это случилось ненамеренно… но Ненси ушла из дома. Мидж рыдает…
Я был в смятении.
— Но почему?! В воскресенье утром, когда мы расстались, все было в порядке…
— Ненси узнала об этом вчера, — ровным голосом произнес он. — Это потрясло ее. Она вернулась домой в ужасном настроении и металась по дому, не находя себе места, а сегодня утром уложила чемодан и ушла… Ни Мидж, ни я не могли удержать ее… Мидж в отчаянном состоянии… — Он замолк, сжал челюсти и произнес сквозь зубы. — Ну почему у вас не хватило силы воли самому сказать ей об этом?
— Что сказать?
— Что?! — Он сунул руку в карман своих вылинявших джинсов и вытащил сложенную газету. — Вот что!
Я взял у него газету. Развернул и почувствовал, как лицо у меня деревенеет. Я сразу понял, что увижу. Отчет бульварной газетенки о суде надо мной и осуждении за то, что я подверг опасности жизнь восьмидесяти семи человек. Однодневная сенсация для публики, забытая уже давным-давно, но все еще хранящаяся в подшивках газет для тех, кто хотел докопаться до нее.
— Это еще не все, — сказал Коллин. — Он сказал ей также, что вы были уволены из другой авиакомпании за трусость.
— Кто это сказал? — отупело спросил я, возвращая ему газету.
— Имеет ли это значение?
— Да, имеет.
— У него не было своекорыстных целей. Это и убедило ее.