— Здравствуйте, — приветствовал меня юный Метью. — Дядя только что сказал, что вы опоздаете. Мы как раз собирались отправиться на скачки.
— Заходите, заходите, — послышался из комнаты голос герцога.
В конторе от стены до стены темно-фиолетовый ковер, два глубоких кожаных кресла, два высоких металлических шкафа с ящиками для картотеки, конторский стол, темные, в золоченых рамах, картины на стенах, камин. Во всем царила атмосфера солидности.
Герцог представил меня человеку за столом, вставшему при моем появлении.
— Чарлз Карти-Тодд. Метью Шор…
Я пожал ему руку, надеясь, что он не заметит чувство напряженности, охватившее меня, которое я заметил и в нем. Мне показалось, что я узнал его…
Герцог довольно точно описал его — хорошая внешность, приятный тембр голоса, воспитанный, державшийся с достоинством. Таким он и должен был быть, чтобы заманить герцога в свои сети; на это работали и семейные фотографии в рамках, которые красовались на стенах в подтверждение его добропорядочности. Кроме того, темная с проседью шевелюра, усики, загар и массивные очки в темной оправе, из-под которых поблескивали серовато-голубые глазки.
Герцог с сигаретой в руке сидел в кресле у окна, положив ногу на ногу. По самодовольному выражению лица можно было легко угадать гордость, которую он питал к своему детищу — Страховому Фонду. Я искренне пожелал, чтобы прозрение прошло для него как можно более безболезненно…
Чарлз Карти-Тодд сел и продолжал прерванное моим приходом занятие — угощал юного Метью апельсиновыми корочками в шоколаде из большой, красной с золотом, металлической коробки. Метью взял конфету и поблагодарил, искоса поглядывая на Карти-Тодда. Я верил в чутье мальчика. Совершенно очевидно, что отношение к Карти-Тодду было явно отрицательным. Ради всех нас я молил бога, чтобы у него хватило благовоспитанности скрыть свои чувства.
— Дайте мистеру Шору вступительный бланк, Чарлз, — торжественным тоном произнес герцог. — Он пришел, чтобы вступить в наш Фонд.
Карти-Тодд поспешно поднялся с места, подошел к шкафу, выдвинул верхний ящик и достал два листка бумаги. Один, как оказалось, был бланком вступительного заявления, другой — страховым полисом. Я заполнил бланк, пока Карти-Тодд вносил мое имя в полис, затем протянул пятифунтовую бумажку (после чего денег у меня до получки оставалось лишь на кукурузные хлопья), и дело было сделано.
— Ну, а теперь берегите себя, Мет, чтобы не разорить нас, — шутливо сказал герцог с улыбкой и взглянул на часы. — Боже, — воскликнул он, вставая.
— Пошли! Пора на скачки. И никаких извинений, Чарлз, я настаиваю, чтобы вы пообедали со мной. — Он обернулся ко мне. — Видите ли, Чарлза скачки не интересуют!
Нелюбовь Карти-Тодда к скачкам была мне хорошо понятна. Он не хотел бывать на людях, предпочитая оставаться невидимым, анонимным, не узнанным, как это и удавалось ему до сих пор.
Мы пошли на ипподром.
Энни Вилларс была встревожена за Кенни Бейста.
— Я навестила его сегодня утром. У него сломаны обе ноги и стеклом порезано лицо. До будущего сезона Кенни не сможет работать. К счастью, он застрахован в Фонде. Послал туда десять фунтов, и теперь рассчитывает получить по крайней мере две тысячи. Прекрасная была идея создать этот фонд!
— А вы сами вступили в него?
— Конечно, сразу после того взрыва. Не знала тогда, что это все Руперт.
— А застрахованы ли Китч и его конюхи?
Она кивнула.
— Китч посоветовал им всем застраховаться. В Ньюмаркете только и говорят о том, какое счастье, что они застрахованы. Все конюхи, которые не застраховались до сих пор, вступают теперь в Фонд.
— Вы читали в «Спортивной жизни» о майоре Тайдермене?
— Бедный Руперт… Какой ужасный конец… Быть убитым…
— Значит, в этом уже больше нет сомнений?
Она покачала головой.
— Когда я прочла газету, то тут же позвонила в редакцию. Мне рассказали, что его тело обнаружили на железнодорожной насыпи под эстакадой. Предполагают, что тело было привезено туда ночью и сброшено с моста… — Она покачала головой. — У него ножевая рана под левую лопатку…
Мне пришлось долго ждать, пока герцог, наконец, оказался без Чарлза Карти-Тодда.
— Я забыл в конторе бумажник, — сказал я. — Оставил на столе, когда платил за полис. Не дадите ли вы мне ключ, я сбегаю и заберу бумажник.
— Конечно! — герцог вынул из кармана связку ключей и отобрал один из них. — Вот, пожалуйста.