— Английских, разумеется, — не без иронии ответил он.
Я молчал. Просто смотрел на него. Словно прочитав мои мысли, он опустился в кресло, удобно скрестил ноги и сказал:
— Хотите расскажу, как вы распорядитесь этой суммой? Вы заплатите за учебу в медицинском колледже, о котором мечтает ваша сестра Белинда. Ваша младшая сестричка Хелен хочет пойти учиться в школу живописи — вы дадите ей эту возможность. Вы отложите деньги для того, чтобы ваш тринадцатилетний брат смог стать адвокатом, — если он, когда повзрослеет, не раздумает. Вы сможете взять еще нескольких работников, иначе заботы о том, как прокормить, одеть и выучить брата и сестер, быстро доведут вас до могилы.
Наверное, можно было бы не удивляться, что он все разнюхал основательно, но зачем совать нос в мои личные дела? Я разозлился.
— Я тоже должен дать образование двум дочерям и сыну, — продолжал он, — поэтому знаю, во что это обходится. Моя старшая дочь уже в университете, а близнецы — мальчик и девочка — совсем недавно окончили школу.
Я продолжал молчать, и он заговорил снова.
— Вы родились в Англии, но еще ребенком попали в Австралию. Ваш отец Хауэрд Рок был адвокатом, хорошим адвокатом. Когда вам было восемнадцать лет, ваши родители погибли в океанской катастрофе. На ваши плечи легли заботы о себе, сестрах и брате, и вы стали зарабатывать на жизнь разведением и продажей лошадей. Я знаю, что вы собирались пойти по стопам отца, но деньги, отложенные родителями на вашу учебу, вы пустили на создание собственного дела. Можно сказать, вы преуспеваете. Лошади, которых вы продаете, пользуются репутацией дисциплинированных и хорошо обученных животных. К своей работе вы относитесь серьезно и в своей среде пользуетесь уважением.
Он с улыбкой взглянул на меня. Я стоял не шевелясь. Кажется, это было еще не все.
— Директор вашей бывшей школы в Джилонге, — продолжал он, — говорит, что у вас хорошая голова и вы способны на большее. Директор вашего банка говорит, что вы почти ничего не тратите на себя. Ваш доктор говорит, что вы не были в отпуске вот уже девять лет, если не считать месяца, который пролежали в больнице со сломанной ногой. Ваш пастор говорит, что вы никогда не ходите в церковь, и это его очень печалит. — Он неторопливо отпил из стакана.
Похоже, перед графами, если им что-нибудь нужно, открываются все двери.
— И наконец, — добавил он с легкой ухмылкой, — бармен из «Золотой долины» в Перлуме говорит, что не побоялся бы оставить вас со своей сестрой, хоть вы и красавчик.
— И какие вы сделали выводы? — спросил я, уже вполне успокоившись и держа себя в руках.
— Что вы зануда, работяга и педант, — с удовольствием выложил он.
Я с облегчением рассмеялся и сел в кресло.
— Вы совершенно правы, — согласился я.
— С другой стороны, все говорят, что если вы беретесь за что-то, то обязательно доводите дело до конца, что вам нипочем тяжелая физическая работа. А о лошадях вы знаете столько, что вполне можете работать конюхом с завязанными глазами и стоя на голове.
— Весь ваш план никуда не годится, — со вздохом произнес я. — С этой работой не справлюсь ни я, ни Артур Симмонс, вообще никто. Она просто невыполнима. Сколько в Англии скаковых конюшен? Сотни! Вы можете жить в них месяцы и ни о чем не слышать, хоть махинации вокруг вас будут идти полным ходом.
— Не думаю. — Он покачал головой. — Бесчестных конюхов у нас на диво мало, гораздо меньше, чем кажется вам, да и многим другим. И если пройдет слух, что какой-то конюх падок на даровые деньги, к нему потянутся мошенники всех сортов, как к неохраняемой золотой жиле. Нашему человеку потребуется сделать одно: намекнуть, что с ним можно иметь дело. Его завалят предложениями, можно не сомневаться.
— Но теми ли, которые вам нужны? Не уверен.
— Во всяком случае, мне кажется, этим путем можно докопаться до истины. Честно говоря, положение таково, что мы готовы ухватиться за любую возможность. Мы уже все испробовали. Безрезультатно. Хотя всех, кто имел какое-либо отношение к «порченым» лошадям, подвергали тщательным допросам. Полиция заявила, что помочь ничем не может. Раз мы не знаем, какой именно допинг применяется, мы не можем дать полиции никаких сведений. Мы наняли фирму частных агентов, но и они ничего не добились. Прямые действия не дали результатов, косвенные — того хуже. Я готов поспорить на двадцать тысяч фунтов, что вам удастся добиться большего. Итак, согласны?
— Не знаю, — ответил я и тут же мысленно обругал себя за слабость. Я должен был ответить: «Нет, разумеется, нет».
Он заметил мою оплошность, подался всем корпусом вперед и заговорил быстро, вкладывая в каждое слово страстную убежденность.