А. П. МИЛЮКОВУ
ПО ПОВОДУ МОЕГО 50-ЛЕТНЕГО ЮБИЛЕЯ
1888 г. АПР. 30
Мне тем дороже твой привет,
Что брызнул он лучом нежданным
Уж по далеким, по туманным
Рядам прожитых нами лет...
Смотри: студентские мундиры...
И все вы, тесною толпой,
Бряцанью полудетской лиры
Открытой внемлете душой.
Вам — в звуках голоса нетвердых,
И в робком переборе струн,
И в недохваченных аккордах —
Могучий чудится перун...
Средь бледных образов, по смелым,
Быть может, профилям кой-где,
Меня уж мастером умелым,
Провозгласив, собором целым,
Всходящей плещете звезде...
И откровенен был и звонок
Ваш дружний клик и гром похвал,
Но как испуганный ребенок
Пред вами, помню, я стоял...
Куда уйти, куда бы скрыться,
С тоской глядел по сторонам.
По счастью (для чего таиться?),
Тогда я не поверил вам,
Да так не верю и поныне,
И только жду, — уж много лет! —
Пророк не слышится ль в пустыне?
Нейдет ли истинный поэт?..
Глашатай бога и природы,
Для тьмы непогасимый свет,
Кому он послан — те народы
И те века — им смерти нет!
Для всех грядущих — в нем наука,
И откровенье, и закон!
И в нем ни образа, ни звука
Не унесет поток времен;
Стоит спокойный, величавый,
Один, как солнце в небесах, —
И наши маленькие славы
Все гаснут при его лучах!
СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ
Не начать ли нашу песнь, о братья,
Со сказаний о старинных бранях, —
Песнь о храброй Игоревой рати
И о нем, о сыне Святославле!
И воспеть их, как поется ныне,
Не гоняясь мыслью за Бояном!
Песнь слагая, он, бывало, вещий,
Быстрой векшей по лесу носился,
Серым волком в чистом поле рыскал,
Что орел ширял под облаками!
Как воспомнит брани стародавни,
Да на стаю лебедей и пустит
Десять быстрых соколов вдогонку;
И какую первую настигнет,
Для него и песню пой та лебедь, —
Песню пой о старом Ярославе ль,
О Мстиславе ль, что в бою зарезал,
Поборов, касожского Редедю,
Аль о славном о Романе Красном...
Но не десять соколов то было —
Десять он перстов пускал на струны,
И князьям, под вещими перстами,
Сами струны славу рокотали!
Поведем же, братия, сказанье
От времен Владимировых древних,
Доведем до Игоревой брани,
Как он думу крепкую задумал,
Наострил отвагой храброй сердце,
Распалился славным ратным духом
И за землю Русскую дружину
В степь повел на ханов половецких.
У Донца был Игорь, только видит —
Словно тьмой полки его прикрыты,
И воззрел на светлое он Солнце —
Видит: Солнце — что двурогий месяц,
А в рогах был словно угль горящий;
В темном небе звезды просияли;
У людей в глазах позеленело.
«Не добра ждать», — говорят в дружине.
Старики поникли головами:
«Быть убитым нам или плененным!»
Князь же Игорь: «Братья и дружина,
Лучше быть убиту, чем плененну!
Но кому пророчится погибель —
Кто узнает, нам или поганым?
А посядем на коней на борзых
Да посмотрим синего-то Дону!»
Не послушал знаменья он Солнца,
Распалясь взглянуть на Дон великий!
«Преломить копье свое, — он кликнул, —
Вместе с вами, русичи, хочу я
На конце неведомого поля!
Или с вами голову сложити,
Иль испить златым шеломом Дону!»
О Боян, о вещий песнотворец,
Соловей времен давно минувших!
Ах, тебе б певцом быть этой рати!
Лишь скача по мысленному древу,
Возносясь орлом под сизы тучи,
С древней славой новую свивая,
В путь Троянов мчась чрез дол на горы,
Воспевать бы Игореву славу!