Как ей чудный исповедник
Показался, знать желали,
И, едва она к ним вышла,
С любопытством вопрошали:
«Ну, каков?» Собой владея,
Королева без смущенья,
Равнодушно отвечала:
«Производит впечатленье».
ЖРЕЦ
(Отрывок)
Изидин жрец в Египте жил.
Святым в народе он прослыл,
За то, что грешную природу
Он победил в себе, как мог,
Ел только злаки, пил лишь воду,
И весь, как мумия, иссох.
«Учитесь, — он вещал народу, —
Я жил средь вас; я посещал
Вертепы роскоши порочной,
И яств и питий искушал
Себя я запахом нарочно;
Смотрел на пляски ваших дев,
Коварный слушал их напев;
С мешком, набитым туго златом,
Ходил по рынкам я богатым, —
Но вот — ни крови, ни очам
Своей души в соблазн я не дал:
Я ваших брашен не отведал,
И злато бросил нищим псам,
И чист, как дух, иду я ныне,
Чтоб с богом говорить в пустыне!»
И вышел он, свои стопы
В пустыни дальние направя.
Смотрели вслед ему толпы;
Гиерофант, его наставя
На трудный путь, своей рукой
Благословил: «Иди, учися, —
Сказал, — и после к нам вернися,
И тайну жизни нам открой!»
Минули многие уж годы...
О нем пропал и самый слух;
Меж тем он в таинства природы
Пытливо погружал свой дух,
И изнуренный, исхудалый,
Как тень в пустыне он бродил,
И ероглифами браздил
Людьми нетронутые скалы.
Раз у ручья он между скал
В весенний вечер восседал.
Пустыня в сумраке синела;
Верхушка пальмы лишь алела
Над головой его, одна
Закатом дня озарена...
И без конца и без начала
Как будто музыка звучала,
Несясь неведомо куда
В степи, без цели, без следа...
Что приносили эти звуки?
Пустыни ль жалобные муки?
Иль гул от дальних городов,
Где при огнях, среди пиров,
В садах, во храмах раздаются
Кипящей жизни голоса
И от земли на небеса
Могучим откликом несутся?..
И вспомнил жрец, как бы сквозь сон,
Как был к сатрапу приведен
Обманом он на искус страшный:
Чертог в цветах благоухал,
Лилось вино, дымились брашны,
Сатрап в подушках возлежал;
Пред ним лесбиянка плясала,
Кидая в воздух покрывало;
К сатрапу бросилась потом
И кубок подала с вином;
Ее обняв, отпив из кубка,
Поил он деву, и в уста
Ее лобзал, и, как голубка,
К нему ласкалась красота;
Вдруг он жрецу сказал, вставая:
«Она твоя! садись и пей!»
И их оставил... И, как змей,
К своей добыче подползая,
Чарует взглядом и мертвит,
Она впилась в него очами,
Идет к нему, — и вдруг руками
Он белоснежными обвит!
Уста с пылающим дыханьем
К нему протянуты с лобзаньем,
И жизнью, трепетом, теплом
Охвачен он... «Уйдем, уйдем! —
Она твердит. — Беги со мною!
Вон белый Нил! уйдем скорей,
Возьмем корабль! летим стрелою
К Афинам, в мраморный Пирей!
Там всё иное — люди, нравы!
Там покрывал на женах нет!
Мужам поют там гимны славы,
Там воля, игры, жизнь и свет!..»
О, злые чары женской речи!..
Благоухающие плечи
Пред ним открыты... ряд зубов
Белел, как нитка жемчугов...
Густые косы рассыпались
Из-под повязки — и, блестя,
Сережки длинные качались,
По ожерелью шелестя...
И этот блеск, и этот лепет,
И страстный пыл, и сладкий трепет
В жреце всю душу взволновал:
Окаменел он в изумленье —
Но вдруг очнулся от забвенья
И с диким криком убежал!
К чему ж опять она мелькнула,
Как по пустыне мотылек?
И обернулась, и вздохнула,
Пролепетав: «А ты бы мог...»
Смутился жрец, удвоил бденье,
Но дева всё стоит пред ним!
Уж, в неотступное виденье
Вперивши взор, он, недвижим,
Ей нежно шепчет, как подруге,
То страстно молит, то корит,
То, вдруг очнувшися, в испуге,
Как от врага в степи бежит...
Но нет забвенья! нет спасенья!
В его больном воображенье
Как будто выжжен ясный лик —
Везде лесбиянка младая!..
И кость в нем сохнет, изнывая,
Глаза в крови, горит язык;
Косматый рыщет он в пустыне,
Как зверь израненный ревет,
В песке катаясь, мир клянет,
И в ярости грозит богине...
А вкруг — без цели, без следа,
Несясь неведомо куда,
И без конца и без начала,
Как будто музыка звучала,
И, сыпля звезды без числа,
По небу тихо ночь плыла.
ПОСЛЕДНИЕ ЯЗЫЧНИКИ
Когда в челе своих дружин
Увидел крест животворящий
Из царской ставки Константин
И пал пред господом, молящий, —