Поэтому религиозную гипотезу следует рассматривать только как особый метод объяснения видимых явлений вселенной; но ни один здраво рассуждающий человек не решится, основываясь на ней, вывести хоть какой-нибудь факт и изменить что-либо в явлениях или же прибавить к ним хоть какую-нибудь частность. Если вы думаете, что видимые явления служат доказательством некоторых причин, то вы можете заключить о существовании последних. По отношению к таким сложным и утонченным предметам каждый должен пользоваться свободой предположений и доказательств. Но на этом и надо остановиться; если вы пойдете назад и, исходя из выведенных вами причин, заключите, что в природе существовал или будет существовать какой-нибудь другой факт, способный служить более нолным проявлением известных атрибутов, я должен буду заметить вам, что вы отступили от метода рассуждения, подобающего настоящему предмету, и, несомненно, прибавили к атрибутам причины нечто кроме того, что проявляется в действии,—иначе вы не могли бы с достаточным основанием или правильно прибавить нечто к действию, чтобы сделать его более достойным причины.
Итак, в чем же одиозность той доктрины, которую я преподаю в своей школе или, вернее, исследую в своих садах? 72 Что же во всем этом вопросе такого, что хоть в малой мере грозило бы целостности нравственности или общественному миру и порядку?
Вы говорите, что я отрицаю провидёние и верховного правителя мира, руководящего течением событий, наказывающего злых бесчестием и неудачами и награждающего добродетельных почетом и удачей во всех их предприятиях. Но ведь я не отрицаю самого порядка событий, открытого исследованию и рассмотрению каждого. Я признаю, что при нынешнем порядке вещей добродетель сопровождается большим душевным спокойствием, чем порок, и встречает более радушный прием в мире. Я сознаю, что, согласно прошлому опыту человечества, дружба является главной радостью в человеческой жизни, а умеренность — единственным источником спокойствия и счастья. Я никогда не колеблюсь между добродетельным и порочным образом жизни и знаю, что для человека с хорошим« наклонностями все преимущества находятся на стороне первого. Но разве вы можете сказать нечто большее, даже если допустить все ваши предположения и рассуждения? Правда, вы говорите мне, что этот порядок вещей порожден разумом и намерением. Но чем бы он ни был порожден, сам этот порядок, от которого зависит наше счастье или несчастье, а следовательно, и наше поведение в жизни, остается одинаковым. Как вы, так и я можем регулировать свое поведение с помощью прошлого опыта; а если вы утверждаете, что при допущении во вселенной божественного провидения и высшего, воздающего правосудия я должен ждать особой награды для добрых и особого наказания для злых сверх обычного течения явлений, то я здесь нахожу ту же ошибку, которую и раньше стремился открыть. Вы продолжаете воображать, что если мы допустим существование Божества, которое вы столь усердно защищаете, то вы свободно можете выводить из него следствия и прибавлять кое-что к известному нам из опыта порядку природы, исходя из атрибутов, которые вы приписываете своим Богам. Вы как будто забываете, что все ваши заключения об этом предмете можно вести только от действий к причинам и что всякий аргумент, идущий от причин к действиям, необходимо является грубым софизмом, коль скоро вы можете знать о причине лишь то, что вы не вывели предварительно, а полностью нашли в действии.
Но что должен думать философ о тех самонадеянных мудрецах, которые, вместо того чтобы считать нынешний порядок вещей единственным объектом своего рассмотрения, так изменяют весь порядок природы, что считают эту жизнь только переходной ступенью к чему-то дальнейшему, вратами, ведущими к более высокому и совершенно иному зданию, прологом, только вводящим в пьесу и сообщающим ей больше прелести и смысла? Откуда, думаете вы, могут такие философы взять свою идею о Богах? Конечно, из своего собственного воображения, из своей фантазии. Ведь если бы они взяли ее из имеющихся налицо явлений, она никогда не указывала бы на что-нибудь иное, а должна была бы в точности соответствовать им. Что Божество может обладать атрибутами, проявления которых мы никогда не наблюдали, может руководствоваться в своих действиях такими принципами, осуществления которых мы не в состоянии заметить,—все это легко можно допустить, но остается простой возможностью и гипотезой. Мы лишь постольку имеем право заключать об известных атрибутах Божества или принципах его поступков, поскольку знаем их проявление и осуществление.