7. Однако надежда или страх возникают не только тогда, когда недостоверно само существование блага или зла, но и в том случае, когда недостоверен их род. Если кто-нибудь узнает, что внезапно убит один из его сыновей, то очевидно, что аффект, вызванный этим событием, не превратится в горе до тех пор, пока отец не получит достоверных известий о том, которого из своих сыновей он потерял. И хотя все возможные ответы на вопрос порождают тут один и тот же аффект, однако аффект этот не может установиться: ему передаются от воображения колебание и неустойчивость, похожие как по своей причине, так и по вызываемому ими ощущению на смешение и борьбу горя и радости.
8. Таким образом, все виды недостоверности имеют сильную связь со страхом, хотя бы они даже и не вызывали борьбы аффектов из-за тех различных точек зрения, которые они нам подсказывают. Человек, оставивший больного друга, будет больше беспокоиться о нем во время своего отсутствия, чем находясь при нем, несмотря на то что он, быть может, не только не способен помочь ему, но даже не в силах и судить об исходе его болезни. Существует тысяча незначительных обстоятельств, связанных с его положением и состоянием, которые он желает знать. И знание их предотвратило бы то колебание, ту недостоверность, которые так тесно связаны со страхом. Уже Гораций отметил это явление:
Ut assidens implumibus pullis avis Serpentium allapsus timet,
Magis relictis; non, uti adsit, auxili Latura plus praesentibus35.
В первую брачную ночь девушка со страхом и трепетом приближается к брачному ложу, хотя она и не ожидает ничего, кроме наслаждения. Сочетание желаний и радости, новизна и важность неведомого события так смущают ее дух, что последний не знает, на каком образе или аффекте остановиться.
9. Относительно сочетания аффектов мы можем заметить в общем, что когда противоположные аффекты порождаются совершенно различными объектами, то они имеют место поочередно. Так, если кто-нибудь огорчен проигрышем судебного процесса и в то же время обрадован рождением сына, то его дух переходит от приятного объекта к неприятному; но, как бы быстро он ни производил это движение, он все же не может умерить один аффект при помощи другого и остаться между ними в состоянии безразличия.
Наш дух более легко достигает такого свободного состояния, когда одно и то же явление имеет смешанный характер и заключает в себе как что-либо неприятное, так и что-либо приятное, смотря по обстоятельствам, ибо в таком случае два аффекта, смешиваясь друг с другом благодаря отношению, часто разрушают друг друга и оставляют наш дух в полном спокойствии.
Но предположим теперь, что объект не является смесью добра и зла, а рассматривается как до известной степени вероятный или невероятный. В этом случае оба противоположных аффекта окажутся наличными в нашей душе, и, вместо того чтобы уничтожить и подавить друг друга, будут существовать одновременно, и произведут посредством соединения третье впечатление, или третий аффект, такой, как надежда или страх.
В этом ясно видно влияние отношений между идеями (которые мы объясним более полно впоследствии). Если объекты противоречивых аффектов совершенно различны, то аффекты похожи на две противоположные друг другу жидкости, находящиеся в разных бутылках и не имеющие влияния друг на друга. Если объекты тесно связаны друг с другом, аффекты похожи на щелочь и кислоту, которые при смешивании уничтожают друг друга. Если отношение менее совершенно и сводится к противоположности точек зрения на один и тот же объект, то аффекты подобны маслу и уксусу, которые никогда вполне не соединяются и не образуют целого, как бы их ни смешивали.
Действие сочетания аффектов, при котором один из них преобладает и поглощает другой, будет объяснено впоследствии.
ГЛАВА II
в первом случае, определенная недостаточность во втором. Объект любви или ненависти—это некоторая другая личность. Причинами аналогичным образом являются превосходство или же недостаточность.