После всего этого представляется несомненным, что ничто не может придать большее достоинство человеческому существу, чем достигшее значительной степени чувство благожелательности, и что по меньшей мере часть этого достоинства возникает из его тенденции содействовать интересам человеческого рода и приносить счастье человеческому обществу. Мы прослеживаем полезные последствия такого характера и такой наклонности и всякого, кто имеет такое благотворное влияние и способствует такой желательной цели, рассматриваем с удовлетворением и удовольствием. Социальные добродетели никогда не рассматриваются вне их полезных тенденций, никогда не считаются бесплодными и неплодотворными. Счастье человечества, общественный порядок, семейная гармония, взаимная поддержка друзей всегда расцениваются как результат мягкой власти этих добродетелей над совестью людей.
Насколько значительную часть их достоинства нам следовало бы приписать их полезности, лучше обнаружится в ходе дальнейших исследований 45; это относится и к тем основаниям, в силу которых указанное обстоятельство столь властно определяет наше уважение и одобрение46.
ГЛАВА III О СПРАВЕДЛИВОСТИ
ЧАСТЬ 1
То, что справедливость полезна для общества и что, следовательно, по меньшей мере часть ее достоинства должна проистекать из указанного соображения, было бы излишне доказывать. То же, что общественная полезность есть единственный источник справедливости и что соображения о полезных следствиях этой добродетели являются единственным основанием ее достоинства,— это суждение, которое, будучи более любопытным и важным, в большей мере заслуживает нашего исследования и изучения.
Допустим, что природа предоставила человеческому роду такое изобилие всех внешних удобств, что каждый индивид без какой-либо неуверенности относительно последствий, без какой-либо заботы или усердия с нашей стороны находит себя полностью обеспеченным всем тем, что его самые алчные влечения только смогли бы потребовать, а его буйное воображение пожелать или захотеть (wish or desire). Допустим, что его естественная красота превосходит всякие искусственные украшения. Постоянная мягкость времен года делает ненужными все одежды и покровы, дикие травы доставляют ему самые изысканные блюда, а чистый источник—вкуснейший напиток. Нет нужды в утомительных занятиях, обработке земли, мореплавании. Музыка, поэзия и размышления составляют его единственное занятие; беседы, веселье и дружба являются его единственными забавами.
Представляется очевидным, что при таком счастливом сочетании процветала и десятикратно умножалась бы всякая иная социальная добродетель, кроме осмотрительной, ревнивой добродетели справедливости, о которой нечего было бы и мечтать. Какую цель преследовало бы разделение благ, если у каждого уже было бы более чем достаточно? Для чего вводить собственность там, где невозможна никакая несправедливость? Зачем называть этот предмет моим, когда, если им завладевает кто-нибудь другой, мне стоит лишь протянуть руку, чтобы самому овладеть равноценным предметом? Справедливость в этом случае, будучи совершенно бесполезной, была бы пустой формальностью и никогда не заняла бы места в перечне добродетелей.
Мы видим, что даже при нынешних затруднительных условиях существования человечества мы всякий раз, когда природа дарует какие-нибудь блага в неограниченном изобилии, оставляем их в общем пользовании всего человеческого рода и не делаем разграничений права и собственности. Вода и воздух, хотя они и являются наиболее необходимыми из всех объектов, не выступают в качестве собственности индивидов, и никто, самым интенсивным образом потребляя и используя эти блага, не может совершить тем самым несправедливость. В плодородных и обширных странах с небольшим числом жителей таким же образом относятся и к земле. И ни на чем другом столь сильно не настаивают те, кто защищает свободу морей, как на неограниченном использовании их для мореплавания. Будь выгоды, доставляемые мореплаванием, столь же неисчерпаемы, у этих мыслителей никогда не было бы никаких противников и ни у кого не возникло бы никаких притязаний на то, чтобы добиваться отдельного и исключительного господства над океаном.