В некоторых странах в некоторые периоды может быть установлена собственность на воду, но не на землю47, если последней будет больше, чем ее может использовать население, а первую будут находить с трудом и в очень небольших количествах.
Предположим далее, что хотя нужда человеческого рода продолжает быть такой же, как и в настоящее время, однако дух его настолько возвысился и так преисполнился дружелюбием и великодушием, что каждый человек испытывает величайшую нежность к другому и заботится о собственных интересах не больше, чем об интересах своих друзей. Представляется очевидным, что в этом случае применение справедливости было бы приостановлено в силу столь широко простирающейся благожелательности, при которой вопрос о границах и пределах собственности и обязанностей даже не приходил бы на ум. Зачем должен я связывать другого письменным обязательством или устным обещанием делать мне добро, когда я знаю, что сильнейшая склонность уже побуждает его искать моего счастья и он сам по себе осуществит желаемую услугу. В тех же случаях, когда вред, который он тем самым наносит себе, больше, чем выгода, достающаяся мне, он знает, что благодаря моему врожденному человеколюбию и дружелюбию я должен был бы первым восстать против его опрометчивого великодушия. Зачем ставить межевые знаки между полем соседа и моим, когда мое сердце не проводит различия между нашими интересами, а разделяет все его радости и печали с той же самой силой и живостью, как если бы они были моими собственными? Каждый человек в соответствии с таким предположением, будучи вторым я другого лица, полагался бы во всех своих интересах на усмотрение другого без зависти, без утайки и не проводя различий. И весь человеческий род составлял бы одну семью, где все было бы общим и потреблялось свободно, без оглядки на собственность, но в то же время и осмотрительно, на основе столь полного учета нужд каждого индивида, как если бы при этом были наиболее глубоко затронуты наши собственные интересы.
При нынешних склонностях человеческого сердца было бы, может быть, трудно найти совершенные примеры столь широко простирающихся аффектов. Но все же мы можем видеть, что семья приближается к этому и что, чем сильнее взаимная благожелательность индивидов, тем больше она приближается к таким аффектам, до тех пор пока среди этих индивидов не окажутся уничтожены все различия в собственности. Законы предполагают, что узы дружбы между супругами столь сильны, что исключают всякое разделение имущества, и, действительно, они часто обладают приписываемой им силой. И можно наблюдать, что в пылу первоначального энтузиазма, когда каждый принцип доводится до крайности, часто пытались установить общность имущества и лишь опыт неудобств, связанных с этим вследствие возрождающегося или замаскированного эгоизма людей, мог заставить дерзких фанатиков вновь принять идеи справедливости и частной собственности. Таким образом, верно, что указанная добродетель обретает существование всецело из-за постоянной потребности в ней для общения и общественного состояния людей.
Чтобы сделать эту истину более очевидной, давайте перевернем предыдущие предположения и, доведя каждое явление до его противоположности, рассмотрим, что было бы следствием этих новых ситуаций. Предположим, что общество испытывает такую нужду в удовлетворении всех своих обычных потребностей, что чрезвычайная бережливость и трудолюбие не могут спасти значительное количество людей от гибели, а все общество в целом—от крайней нищеты. Я полагаю, тогда будет легко допустить, что при таком затруднительном положении приостанавливается действие строгих законов справедливости, которые уступают место более сильным мотивам нужды и самосохранения. Преступно ли воспользоваться после кораблекрушения любыми средствами или инструментами для спасения, которые только удалось схватить, не обращая внимания при этом на прежние ограничения собственности? Или, если бы осажденный город погибал от голода, могли бы мы вообразить, что люди будут видеть какие-то средства спасения и терять жизнь из-за скрупулезного соблюдения того, что при других обстоятельствах составляло бы правила справедливости? Польза и направленность указанной добродетели состоят в том, чтобы обеспечить счастье и безопасность путем сохранения порядка в обществе. Но там, где общество находится на грани гибели от чрезвычайной нужды, нечего опасаться большего зла из-за насилия и несправедливости, и каждый человек может обеспечивать себя любыми средствами, которые продиктует предусмотрительность и позволит человеколюбие. Государство (public) даже и при менее безотлагательной нужде открывает амбары без согласия их хозяев, так как правильно полагает, что компетенция гражданских властей, согласуясь со справедливостью, может простираться настолько далеко. Но если бы некоторое число людей собралось, даже и не будучи уполномочено законами или властями, [и стало так поступать], то разве рассматривалось бы равное распределение хлеба во время голода, пусть и осуществленное посредством силы и даже насилия, как преступное и несправедливое?