Хозяева уже спали. Из соседней комнаты слышалось дыхание Николая, спокойное и ровное дыхание сильного человека. Но, обернувшись, Варичев увидел в дверях Серафиму. Кажется, она не хотела, чтобы он заметил ее, однако теперь решительно шагнула через порог.
— Я все о нем думаю, — сказала она тихо, — О Степане… Скажи мне, Илья Борисыч, тебе не жалко его?..
— Нет, — подумав, ответил он. — Нисколько не жалко…
И внимательно посмотрел на Серафиму: может быть, она угадывала причины, которые толкнули Степку на тот жестокий шаг?
Но Серафима сказала восторженно:
— Завидую я тебе. Я всегда завидую сильным.
Варичев невольно вспомнил, как смотрела она на него, когда он доказывал виновность Петушка. Сейчас это был совсем другой человек. Она понимала его, хотя, впрочем, он был уверен, что так случится, — там, на тонущем «Дельфине», начался его большой путь; история с Петушком была лишь ступенью, впереди еще много испытаний и — он не сомневался в этом — побед. Как никогда, он верил в себя, в силу свою, в право, которое дает ему сила. Он ничего не расскажет рыбакам, даже Серафиме не расскажет, он будет идти своим путем.
— Сегодня, Серафима, — сказал он задумчиво, — Петушок обронил одну интересную фразу. Настоящий человек, говорил он, должен верить в себя. Это многое значит. Это значит — быть смелым, решительным и отвечать за каждый свой шаг. И оказалось, что Петушок — не настоящий человек. Вот как проверяет жизнь людей!
Она стояла близко, от нее веяло теплом; ее светлые вьющиеся волосы казались совсем золотыми от света лампы. Из соседней комнаты по-прежнему слышалось ровное дыхание Николая. Варичев прислушивался — Николай спал, как обычно, крепким сном.
— Вот почему, Серафима, — сказал он еще тише, поднимаясь из-за стола, — я могу простить настоящему сильному человеку то, что непростительно для других.
Он положил ей руку на плечо.
— Если ты считаешь меня таким, настоящим, ты должна понять, что ты нужна мне.
Она засмеялась тихим смехом, но, словно опомнившись, тотчас оглянулась на открытую дверь.
— Я понимаю, — сказал Илья. — Мы найдем время поговорить.
Он снова сел к столу, и она подошла к нему, обняла его голову, слегка прижала к груди.
— Только мне жаль Степку, — сказала она. — Очень жаль. Что с ним будет?
Варичев посмотрел в окно. Синяя молния сверкнула в небе.
— Такой человек должен быть покаран. Он сам это знает.
Руки Серафимы разнялись. Она отошла к стене.
— Он мог бы убежать, — сказала она, все больше бледнея. — Его закрыли в амбаре. Оттуда не трудно уйти. Только я знаю — он никуда не уйдет, не захочет… Он ведь опомнился. Теперь он честный человек. — Голос ее вдруг стал глухим: — А если бы ты это сделал… Или Николай?.. Я бы не жила на свете, я не могу не верить, а кому бы я верила тогда?..
Илья улыбнулся.
— Мне… Ты с каждым днем все больше будешь мне верить.
Почему-то именно сейчас он вспомнил приход свой в Рыбачье, и то, что Николай нес его к постели на руках. Словно сковал его Николай этим воспоминанием, как и своей молчаливой дружбой; правильно сказал о нем Степан: «колдун». Но Серафима придет к нему сама; и все равно где это будет: на маяке, или на шаланде после шторма, или после суда над Петушком.
— Я постараюсь сохранить ему жизнь, — сказал он. — Только ради тебя, Серафима… Ты не забудешь об этом.
Она снова засмеялась тихим, счастливым смехом.
— Никогда… никогда!
Но глаза ее не отрывались от окна, поминутно вспыхивающего в свете молнии, как будто она увидела кого-то; Варичев сразу заметил в них испуг. Он не обернулся. Долгие секунды он сидел молча, затаив дыхание, словно ожидая удара сзади. И только глаза Серафимы, наполненные страхом, светились перед ним.
— Горит… что-то горит! — крикнула она и бросилась к Николаю.
Варичев оглянулся на окно. Багровый свет плескался по стеклам.
Набросив бушлат, Варичев выбежал из дому. Внизу, на причале, тревожно ударил колокол. Несколько человек суетились у амбара, охваченного пламенем, высоким, крутящимся, похожим на смерч. Там, в амбаре, был заперт Петушок. В изумлении и ужасе Илья остановился на полдороге. Степка говорил, что будет казнить себя, — он сам, конечно, поджег амбар. Илья увидел, как у самого пламени пробежала Серафима и скрылась в огне. Кто-то вскрикнул сзади, Варичев обернулся — это был Николай. Он тоже увидел Серафиму, бросившуюся в огонь, и остановился на несколько мгновений, протянув руки, как слепой.