Переводчик поспешно обернулся и выскочил на трап. Петушок вытащил из-под бушлата скобу и опустил руку.
— Видите? — спросил он и шагнул к порогу. Отпущенный штурвал с шумом вращался. Японец обернулся, прищурил глаза.
— Ты врешь?..
— Да, — сказал Петушок, — тебе — вру…
Он взметнул руку и опустил скобу прямо в лицо этого маленького, сухопарого человека, прямо в горящие ненавистью его глаза. Переводчик вскрикнул и начал шарить по карманам бушлата, пытаясь что-то достать. Петушок схватил его за горло. Они повисли над бортом, над розовой, дымящейся водой.
На носу баркаса с биноклем в руках стоял Асмолов. Он видел, как шхуна стала разворачиваться, словно меняя курс, и когда она повернулась бортом к носу баркаса, Асмолов увидел двух человек, борющихся на трапе.
Вот они свесились над перилами, и оба перевалились за борт.
Единственное, о чем думал Петушок в эти минуты, — о том, чтобы не позволить японцу крикнуть, позвать на помощь. Руки его онемели, но он не разжимал пальцев, скользкий кадык перекатывался под его ладонью. Так они крутились на одном месте, на тесной площадке, у низких поручней трапа, и Степка чувствовал, что слабеет все больше. Плотная повязка на шее выручала японца, хотя щеки его и губы набрякли кровью до синевы. Ему удалось увернуться от поручней и прижать к ним Петушка.
Верхний кругляк поручней оказался чуть выше колен Степки. Тут Петушок вспомнил о своей работе на турнике. Это был простой прием и назывался он «скобой». Сразу ослабив мускулы, Степка откинулся назад, и когда японец ринулся на него, как бы стараясь сломить его над поручнями, — Петушок стремительно упал за борт, подогнув ноги, зацепившись ими за кругляк, и переводчик перелетел через него в воду.
Молочно-зеленая волна скользнула у самой головы Степана. Не поднимаясь, он оглянулся. Высоко вскидывая руки, японец пытался уцепиться за борт шхуны. Но гладкий и скользкий мореного дуба корпус стремительно проносился перед ним сквозь живые вспененные волны.
Очутившись у кормы, японец закричал протяжно и пронзительно и, словно отброшенный шхуной, сразу оказался очень далеко, а шхуна все шла вперед, вперед…
Петушок выпрямился на поручнях и оглянулся. Ляда над моторным отделением была открыта и задняя палуба пуста.
Степка спустился вниз и медленно двинулся вдоль низкого фальшборта на корму. Он не отрывал глаз от ляды и не вернулся, вспомнив, что забыл на площадке у штурманской рубки скобу.
Короткий кусок стального троса лежал около мачты; Степка подхватил его на ходу, зажал в опущенной руке.
Равномерный рокот мотора и шум воды за кормой заглушал шаги Петушка. Он прошел мимо ляды на расстоянии трех шагов и остановился напротив трапа. Отсюда, сверху, ему была видна половина моторного отделения. Матрос сидел около мотора с масленкой в поднятой руке. Рядом с ним, на полке, горел фонарь. Желтый слабый свет дрожал на переборке.
Петушок присел, глядя на матроса, и слегка приподнял тяжелую половину люка, которым закрывалось моторное отделение. Петли скрипнули, и матрос оглянулся на трап, но не поднял вверх головы.
Степка удивлялся еще раньше, едва приехав на шхуну, что для моторов не построена специальная рубка. Сейчас он опять подумал об этом. Судно, наверное, больше ходило под парусами — не так-то богаты самураи на бензин.
Он осторожно положил на палубу обрубок троса, крепко взялся за дверцу и захлопнул ее. Вторая дверца осталась открытой. Петушок подхватил трос и, не глядя почти, опустил его над трапом. Он точно рассчитал. Моторист отшатнулся и спрыгнул со ступенек вниз. Степка схватился за вторую половину люка, но не мог ее поднять — люк был прикреплен к палубе.
Рядом лежала сеть. Петушок встряхнул ее и набросил на ляду.
— Капитан! — захлебываясь крикнул японец. — Капитан!..
Волоча ногу, Петушок обошел вокруг ляды и присел у трапа.
Японец выстрелил два раза и, протянув руку, бросился вверх, но Петушок встал и еще раз опустил трос. Потом он наклонился, открепил люк и захлопнул его. Сеть оказалась между двух створок, вытащить ее Степка не мог. Он вскочил на люки, стараясь сдвинуть их вплотную. Дубовая доска раскололась под его ногой, и словно раскаленный жгут вошел в ступню Петушка. Падая, Степка вцепился в ручки люков. Он продел в них трос и скрепил его концы обрывком бинта. Потом он сполз на палубу.
Моторист, видимо, прислушивавшийся с минуту, выстрелил еще четыре раза. Но теперь Петушок был спокоен.
Мотор продолжал работать, и шхуна, описав большой полукруг, медленно поворачивала на север.