— Без паники, Демьян Иваныч… Не торопитесь меня уносить. Я скажу, когда будет нужно. Ну, что ж, — задело… Крепко задело — в грудь. Однако я не чувствую боли. Как там дела, на корабле?
— Четыре главных пробоины залатали.
— Паропровод?
— В порядке. Машинной команде помощь с катера пришла. Умер Гацуленко. Потеря крови. До последней минуты оставался на посту. Работы идут полным ходом…
Капитан помолчал, потом проговорил в раздумьи:
— Гацуленко жаль. Хороший моряк. Коммунист. Честный, искренний был человек.
— Тут к вам с крейсера прибыли. С поручением. С пакетом, — сообщил Вежелев.
Капитан шумно двинулся и снова затих.
— С крейсера? От кого?
— От каперанга Чаусова, — доложил Игнат, ближе придвигаясь к Волкову, стремясь рассмотреть знакомое лицо. Он видел только смутное пятно на черном, слившемся с ночью массиве камня.
— Дайте пакет… Правда, я не смогу написать расписку. Это сделают на корабле. Кто доставил?
— Матрос Игнат Шаповалов.
По камням защелкали, зазвенели пули; капитан переждал, пока затихнет стрельба.
— Спасибо, Шаповалов. Это — непредвиденная встреча. Спасибо… Вы поможете мне добраться на корабль.
Отрезок пути до шлюпок и дальше, до корабля, капитан держался уверенно, даже над вражеским снайпером пошутил:
— Вечером, засветло еще, четыре раза стрелял он, мазило! А потом я его по-стариковски — наповал… Видел, как с кручи он сорвался. Но там, слева, на высоте, другой оказался. Видно, он меня и подловил…
На судно капитана внесли по парадному трапу; здесь, на верхней площадке, Волков потерял сознание. Он не успел прочитать письма. Нераскрытый пакет остался при нем, спрятанный за бортом кителя.
Вежелев выдал Игнату расписку и спросил:
— Может, отдохнете, Шаповалов? Какие ни есть дела, а вы — гость.
В это время на берегу затявкал, залился длинной очередью пулемет, к нему присоединился второй, третий… Донеслись крики — смутные, беспорядочные, легко было понять: фашисты кричали на бегу, — потом, покрывая этот нарастающий гомон, гулко разорвалось несколько гранат… Игнат считал разрывы… Десять… Пятнадцать…
— Они пошли в атаку, — прислушиваясь, негромко проговорил Вежелев и рванулся вперед, к передней палубе.
— Эй, на полубаке!.. Внимание! Готовсь!..
Два голоса откликнулись дружно и весело:
— Есть!
Игнат расслышал в них нетерпение, и оно передалось ему, тронуло холодком — знакомое чувство, какое он не раз испытывал перед боем: тревожное сознание опасности и одновременно безотчетная, беззаботная радость, наполнявшая силой и легкостью все тело, так прояснявшая зрение, память, слух, что ни одна подробность жизни в эти минуты не ускользала: ни шорох, ни касание ветра, ни блеск далекой, совсем безучастной звезды.
Мальчишески звонкий голос добавил:
— Еще бы ленты нам штуки четыре!..
Шаповалов не ждал, пока ему укажут место в обороне корабля. На полубаке был установлен пулемет, а на крейсере он доказал, что знает это дело. Не касаясь ногами ступеней трапа, только скользнув ладонями по влажным поручням, он слетел на нижнюю палубу, споткнулся о тумбу троса, больно ударился коленом, поднялся и побежал.
Два матроса, сидевшие у пулемета, очень обрадовались появлению Игната.
Они только что прибежали сюда из авральной палубной бригады, заделывавшей пробоины. Шаповалов увидел их еще издали… Резкая белая медленная полоса света перекинулась с берега к носу корабля, изогнулась, встала дугой — на конце ее, выброшенном в сторону моря, с шипением и свистом лопнул огненный шар. Жидкий свет закипел, заплескался над зыбью, над четкими, стройными мачтами корабля, над треугольной площадкой полубака, где у брашпиля, накрытого брезентом, склонившись над «максимом», сидели два моряка. Один из них, совсем еще мальчик, кудрявый и большеглазый, закричал испуганно:
— Пригнитесь… бьет снайпер!.. — И сам припал к барабану брашпиля.
Шаповалов осмотрелся и присел к пулемету. Сквозь амбразуру щита на склоне, ближе, на округлых выступах скал, он увидел гитлеровцев. Они бежали группами, скомканной, изломанной цепью, карабкаясь по скалам, приближаясь к берегу, замыкая этот отрезок суши плотным полукольцом. Не было заметно, чтобы наши отвечали. Узкая полоска берега казалась безлюдной. Он узнал ту скалу, на которой был ранен капитан, — плоский, косо вздыбленный камень, зубчатый и крутой… Там, на этом камне, встал человек. Какие-то секунды он стоял неподвижно, ярко освещенный и словно приближенный десятикратно светом ракеты. Шаповалов вскрикнул от неожиданности. Он узнал Василькова. Он мог бы узнать этого человека за километр.