— Что это означает, — спросил капитан, ответив на приветствие офицера, — вы возвращаете нам плату за продукты?
Смуглый, сухощавый офицер с выпяченными, длинными зубами присел и раскинул руки.
— Мы не окончили переговоры и потому ничего не можем принять.
— Это закон вашей страны?
— Да, это закон. Однако сейчас выйдет из крепости наш начальник, вы можете, капитан, поговорить с ним.
Шествие начальника было обставлено особой торжественностью. Двое солдат церемонным шагом сопровождали важную персону. Один из них нес копье, другой большую золоченую шапку, похожую на старинный шлем. Маленький толстый начальник двигался особой манерой, — прыская от смеха, матросы назвали его «иноходцем», — шел он подбоченясь, что-то пристально рассматривая на земле, стараясь пошире расставить ноги, будто все его оробевшие подчиненные должны были проскочить меж этих кривых, расставленных ног.
Беседа началась со взаимных любезностей. Головнин сказал, что очень сожалеет о происшедшем: из-за противных погод ему пришлось завернуть в гавань Кунасири и тем самым нарушить спокойствие высокого начальника.
Если бы этот низенький начальник обладал чувством юмора, он, пожалуй, различил бы в речи капитана тонкое острие иглы. Но самурай слишком свыкся с окружавшим его почетом и принял как должное эти слова. Он даже соблаговолил ответить, что тоже сожалеет о нечаянном обстреле шлюпки, и тут же со сладкой улыбочкой солгал, будто навстречу «Диане» выходила японская лодка, на которую почему-то русские не обратили внимания.
— Как это печально, высокочтимый капитан! Лодку я выслал специально, чтобы узнать у добрых гостей, не понадобятся ли им мои скромные услуги?..
— Мы даже щепку заметили бы в гавани, — сказал Головнин, — не то что лодку. Но этого не говори ему, Алексей. Спроси: теперь-то он успокоился наконец?..
— Я счастлив! — ответил японец. — Я просто счастлив, мой обожаемый капитан! Я хотел бы только уточнить одну маленькую подробность, что, надеюсь, не затруднит капитана… Когда шлюп находился у берегов Итурупа, мой уважаемый капитан говорил, будто он прибыл для торговли: продавать и покупать. Сейчас же он говорит, что зашел в нашу гавань из-за неприятных погод?
Головнин видел: человек тридцать вооруженных японцев и сам начальник теперь напряженно следили за выражением его лица. Медленно, незаметно и, конечно, не случайно японцы постепенно окружали его, Васильева и Алексея. Было еще не поздно возвратиться на шлюпку, а в случае нападения — проложить себе дорогу оружием. Но не подумают ли японцы, что это — страх, что он, русский капитан, а значит, и его команда боятся японцев? Быть может, они охотно уступят дорогу к шлюпке? Как же тогда будет выглядеть бегство с переговоров? Он решил продолжать начатую игру до конца. Делая вид, будто не понимает вопроса, он попросил курильца объясниться подробней, выслушал его и, к удивлению начальника, улыбнулся:
— Но дело в том, что на курильском языке, — сказал он, — нет слов: «покупать» и «деньги». Я думаю, в этом недоразумении повинны переводчики. Только дурные погоды привели меня сюда на пути из восточных владений России в Петербург.
Японец достал из кармана халата узкий сверток бумаги и записал этот ответ. Вопросов к русскому капитану у него оказалось много. Ему непременно нужно было знать, сколько лет русскому царю и как называются по-русски… туфли; холодно зимой в Петербурге или тепло и ловится ли в России рыба иваси; где находится бывший русский посол в Японии Резанов и какой табак предпочитает капитан… Наконец, справившись, как называется по-русски луна, и с прежним серьезным видом записав ответ, он сказал, что теперь очень доволен.
Крытая большими циновками палатка была расположена здесь же, на галечном откосе. В пятый или в шестой раз справляясь о здоровье капитана, начальник пригласил его в палатку. Здесь начались угощения рыбой и икрой, чаем и какими-то сладкими кореньями, напитком саке, и табаком, и новыми неожиданными вопросами:
— Как это называется? — спрашивал японец, не переставая улыбаться. — Пуговица? О, как красиво! Как это приятно звучит — пуговица!
Головнин приметил, что каждое новое блюдо приносили разные люди. Они приходили в палатку и оставались здесь — все вооруженные, замкнутые, знающие что-то, о чем нельзя подавать вида. Так постепенно в палатке собралось до двух десятков японцев. Головнин решил, что вежливости уже отдано положенное количество вопросов и ответов, и спросил начальника, когда он разрешит получить продукты и сколько нужно будет заплатить?