Головнин осмотрелся, невольно вспомнив виденную когда-то в дешевом издании сказок лубочную картинку, изображавшую какого-то воинственного калифа. Начальник крепости с сонным маслянистым лицом важно восседал на высоком стуле, держа в руках металлический жезл, от которого через его плечо тянулся шелковый шнур. Одет вельможа был в дорогие шелка; на поясе его висели две золоченые сабли. Три свирепого вида оруженосца — один с копьем, другой с ружьем, третий с золоченым шлемом, на котором сверкала эмблема солнца, — сидели за его спиной, несколько изогнувшись, будто готовясь к прыжку.
Рядом, на стуле пониже, сидел его помощник, уже знакомый Головнину, тоже охраняемый тремя оруженосцами.
По сторонам палатки, облаченные в черные латы, каждый при двух саблях, расположились восемь чиновников. По-видимому, сонный вельможа внушал им и уважение и страх — они не сводили с него робких взглядов.
Головнин сделал обычный легкий поклон; оба начальника встали, подняв левые руки ко лбу, и как бы переламываясь в поясницах.
Головнину предложили невысокую скамейку, но матрос Шкаев поставил прихваченный с корабля стул, и, отодвинув скамейку, Головнин присел напротив старшего вельможи. Мичман, штурман, переводчик и матросы заняли скамьи несколько позади.
— Мне очень приятно, почтеннейший капитан, — неожиданно звонким, девичьим голосом произнес вельможа, пристально оглядывая Головнина, — да, так приятно видеть вас под этим кровом… Надеюсь, ваше здоровье вполне благополучно?
«Ах, эта японская вежливость!»; — подумал Головнин. Он ответил, что тоже рад видеть столь знатного начальника. Два-три десятка вопросов были ненужны и пусты, хотя вельможа и его свита всячески изображали радость, узнав, что Головнина зовут Василием Михайловичем, что шлюп называется «Дианой» и что это имя древнеиталийской богини Луны…
Слуги принесли чай, а потом табак и трубки. Отхлебывая из фарфоровой чашки несладкую заленоватую жидкость, вельможа как бы между прочим спросил:
— Сколько же людей у вас на корабле? Пожалуй, там тесно?
Головнин ответил, увеличив количество команды почти вдвое.
— Наверное, это самый большой русский корабль? — спросил японец.
— О нет! — сказал Головнин. — У нас имеются корабли и впятеро больше.
— Разве у России много кораблей?
Головнин улыбнулся:
— У берегов Камчатки, в Охотском море, в океане, у русской Америки плавают десятки наших кораблей.
— Э! — воскликнул японец и оглянулся на своего помощника. Тот встал и вышел из палатки.
Начальник с интересом рассматривал географическую карту, подаренную Головниным, вертел перед глазами зажигательные стекла, любовался ножами с отделкой из слоновой кости.
Помощник вернулся и что-то шепнул вельможе. Улыбаясь, начальник потряс головой.
— Как это хорошо, — сказал он, — что вы пришли ко мне в гости. — Если бы не это недоразумение с обстрелом шлюпки, мы давно уже стали бы друзьями! И в самом деле, к чему нам враждовать? Мы можем всегда оставаться друзьями. Слово рыцаря, ни один волос не упадет с вашей головы, потому что вы мои дорогие гости…
Он встал, собираясь выйти из палатки. Головнин тоже встал. Японец смотрел на него улыбаясь.
— Но к чему же спешить, капитан? Мы еще не договорились о самом главном.
— Если вы собираетесь уйти, с кем, кроме вас, мне договариваться?
— Нет, я еще побуду, — чему-то развеселившись, сказал вельможа. — Я угощу вас прекрасным обедом, какой только можно было приготовить в этих бесплодных местах. — И снова, обернувшись к помощнику, он произнес с оттенком нетерпения: — Э!..
Помощник опять поспешно вышел. Слуги принесли обед. На больших деревянных лакированных подносах едва помещались десятки блюд: рыба, соусы, зелень, какие-то раковины и корни, студни и приправы и особенно много хмельного саке.
— Рановато обеду быть, — осторожно заметил Хлебников. — Или, может, обедают у них с утра?
Мур ответил ему тоном старшего:
— Торжественный обед может быть дан в любое время… А после обеда, как видно, будет парад.
— Из чего вы это заключили? — спросил Головнин.
— О, я все примечаю. Помощник начальника дважды уже выходил, и когда у входа полог откидывали, я приметил, что они раздают солдатам обнаженные сабли… К чему это? Конечно, к параду!..
Андрей Хлебников молвил с сомнением:
— Как знать?..
Головнин подумал, что мичман не лишен воображения: увидел одну обнаженную саблю и тут же решил: парад! Но в честь случайных гостей парадов не устраивают, и, кроме того, японцы отлично знали, что саблями, копьями да луками они никого не могли удивить.