— Нам придется разоблачить его обман, — сказал Головнин. — Обвинение в шпионаже — это смерть.
— Но Алексей настаивает, просит, требует, чтобы мы подтвердили его показания. Он хочет малого, чтобы мы обвинили себя и «выручили» его… Да, он считает, будто мы выручим его, если подтвердим эту ложь. И сколько не объяснял я — не хочет он понять, что мы не можем приговорить и его, и себя к смерти. — Хлебников бессильно опустил голову. — И все это из-за глупости, — прошептал он в отчаянии, — из-за наивной лжи одного человека… А человек этот может теперь стать нашим непримиримым врагом.
Старший солдат распахнул массивные деревянные двери. Пленные встали и вошли в полутемное помещение, заняв свои обычные места. Губернатор не ответил на приветствие, рука его потянулась к сабле и стиснула большую серебряную рукоять.
Спрашивал он на этот раз без всяких обиняков, прямо и резко, и с его лица исчезла обычная приторная улыбочка.
— Зачем камчатский исправник Ломакин посылал курильцев на Мацмай? Если русские не замышляют нападения, почему они хотят знать, каковы укрепления на японских островах?
Вопрос был обращен к Хлебникову, и штурман, выслушав переводчика, громко, искренне засмеялся. Головнин невольно подумал: а ведь это артистический талант! Хлебников настолько твердо владел собой, что и удивление его, и огорчение, и притворный смех внушали полное доверие буниосу.
— Главный начальник изволит шутить? Исправника, с фамилией Ломакин, на Камчатке не существует. О посылке разведчиков-курильцев мы слышим здесь впервые. Наверное, главный начальник придумал эти вопросы, чтобы нам было веселее? Он понимает, конечно, что мы очень скучаем по родине…
Губернатор чуть приметно прикусил губу и, чтобы скрыть от своих подчиненных досаду, долго рассматривал заранее подготовленный вопросник. Хлебникову пришлось ответить сразу на дюжину вопросов, каждый из которых требовал дополнительных разъяснений: какие птицы водятся около Петербурга; что носит на голове русский император; любят ли русские голландцев; сколько окон в царском дворце; сколько у русских в году праздников и другие…
Изрядно довелось штурману побеседовать в этот день. Японец спрашивал скучным, равнодушным тоном, но в прищуренных, черных глазках его поблескивали злорадные огоньки. Так он мстил Хлебникову за смех, не обращая внимания на изнемогших секретарей, которые едва водили кисточками по бумаге.
Не меняя тона, он спросил:
— Где находится русский офицер Хвостов? По чьему повелению в октябре 1806 года он напал в сахалинской бухте Анива на японцев?..
— Он хочет сказать: в русской бухте Анива… — заметил Хлебников Алексею, но тут же спохватился. — Нет, я не знаю Хвостова, и такого повеления не могло быть.
Только теперь буниос обратился к Головнину:
— Вы тоже посмеете утверждать, будто не знаете лейтенанта Хвостова и не слышали о его нападении на японцев? Об этом знает вся Япония и, наверное, весь мир!
Бесконечная процедура допросов уже не впервые раздражала и злила Головнина. Даже постоянные опасения ему уже порядком надоели. Он ответил японцу резко:
— Япония очень маленькая страна. Поэтому для вас этот случай с Хвостовым кажется большим событием. Но в Европе, а тем более в мире, миллионы людей не знают и о самом существовании Японии! Смешно, если бы о происшествии в бухте Анива знал весь мир! Вы мучаете группу невинных людей вот уже сколько времени, а ведь вы должны были бы оказать этим людям помощь. Мы повторяем вам: можете нас убить, однако лгать вы нас не заставите. Мы — русские. Мы служим своему отечеству и не боимся смерти. Но будет время, вы устыдитесь той несправедливости, которую допустили по отношению к нам. Даже вашим детям будет стыдно за вероломство и подлость их отцов…
Не спрашивая разрешения, он сел на скамью и отказался отвечать на дальнейшие вопросы. Начальник приказал увести пленных. Было непонятно, чему этот маленький человек смеялся и смеялись его помощники и секретари.
Уже перед воротами тюрьмы, необычно задумчивый и хмурый, Алексей объяснил:
— Начальник говорит: «О, русский очень смелый! Он так на меня смотрел и кричал, этот капитан, как будто не он, а я у него в плену».
В этот вечер морякам стали известны две отрадные новости. Первая, и самая важная: «Диана» не была захвачена японцами и не разбилась на скалах. Очевидно, она возвратилась в Охотск или в Петропавловск… Петр Рикорд оставил на берегу залива для капитана и шестерых его друзей самые необходимые вещи…
Вторая новость стала известна пленникам несколько позднее. Симонову японцы возвратили его фуфайку. В кармане фуфайки он нашел свой нож. Удивительно, как это могло случиться, что караульные, придирчивые к любой мелочи, обрезавшие на одежде пленников каждую пуговицу и крючок, не заметили большого матросского ножа?