Стража в новом доме оказалась значительно более строгой, чем раньше в тюрьме: каждые полчаса солдаты входили к пленным и ночью навещали их по нескольку раз.
Хлебников внимательно осмотрел новое помещение, обошел дворик, взглянул на крепость, что высилась прямо против ворот, и молвил печально:
— Тюрьма эта оборудована не на месяц и не на два. Все предусмотрено на случай попытки к бегству. Значит, неспроста назвал нас губернатор «земляками»… Тут нам остаться суждено навечно.
Мур обернулся к нему, что-то хотел сказать, но встретил пристальный взгляд Шкаева, опустил голову, отошел в сторонку.
Позднее он улучил минуту, когда Хлебников сидел на крылечке один, тронул его за плечо, указал глазами на водосточную канаву.
— Что вы хотите? — негромко спросил штурман.
Мур оглянулся по сторонам, наклонился, зашептал торопливо:
— Канава проходит под забором… Немного углубить ее и можно бежать.
Удивленный Хлебников привстал с крылечка:
— И это вы говорите?.. Вы собираетесь бежать?
— Нет… Но вы собирались.
— Ах, вот что! Вы даете нам добрый совет? Спасибо, мичман. Только совет этот запоздалый. Никто из наших уже не помышляет о бегстве.
Мичман смотрел на Хлебникова испытующе. На нежном холеном лице его проступали багровые пятна.
— Вы ошибаетесь, если думаете, что я не разделяю общей участи. Но сам я надломлен, понимаете? Я не хочу быть обузой в пути. Я останусь и сделаю все, чтобы сбить японцев с вашей дороги. Это — жертва. Я готов пожертвовать собой.
Хлебников тихо засмеялся.
— Не нужно, мичман. Я, например, вашей жертвы не принимаю. — Он посмотрел на Мура насмешливо, в упор. — И сам не хочу стать жертвой ваших замыслов, мичман.
Мур вздрогнул.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я уже сказал: о бегстве никто из наших больше не помышляет. Вы подали, мичман, достойный пример благоразумия: мы будем ждать решения своей судьбы.
Их разговор прервал Теске. Он находился где-то неподалеку, наверное, за выступом коридора, и, возможно, слышал и предложение Мура и ответ Хлебникова. Теперь он остановился перед ними, широко расставив ноги, знающе, хитро улыбаясь.
— Я снова был в замке, господа. В последнее время я бываю в замке почти ежедневно. Интересная новость! Но только под полнейшим секретом…
«К чему он клонит? — подумал Хлебников. — Наверное, какая-то ловушка».
Теске казался удивленным:
— Однако, я вижу, вы не проявляете особого интереса. Что ж, я могу промолчать. Для меня даже лучше, если я промолчу.
Мур вскочил со ступеньки и припал на колено, низко опустив голову.
— Я прошу вас… Мы очень просим, наш добрый друг. Ведь вам известно, что мы умеем хранить секреты!
Таинственно улыбаясь, Теске присел на ступеньку. Мур остался на прежнем месте, с низко опущенной головой.
— И снова разговор у буниоса был о вас… Столица вторично распорядилась содержать вас под строгим надзором, а встреченные русские корабли и их команды беспощадно уничтожать.
«Нет, он не слышал, о чем говорил я с Муром, — подумал Хлебников облегченно. — Однако, быть может, это лишь вступление? Что скажет он еще?»
Помолчав, штурман спросил;
— Но ведь это же неизбежная война?
— Похоже на то, — равнодушно молвил Теске.
— И русские нисколько не будут виноваты в кровопролитии.
— Война не будет продолжаться вечно, — заметил японец. — Когда-нибудь она прекратится. Тогда, возможно, вас отпустят домой.
— Мы можем только благодарить наших японских друзей, — вмешался Мур. — Да, благодаря им мы не будем участниками кровопролития. Мы проведем время войны в прекрасной, культурной стране. По крайней мере, я все равно не поднял бы руку ни на одного из японских солдат или моряков…
Теске взглянул на него и отвернулся.
— Это не имело бы особого значения.
Молодой японец вскоре ушел, как всегда, довольный собой, сказав, что в замке его ждет буниос… ждет буниос! Он становился все более комичным в своей самоуверенности, этот незначительный губернаторский служка. Хлебников возвратился в помещение, решив не терять, по возможности, из вида Мура. Некоторое врем он наблюдал за ним сквозь прорезь окна, Заметив Алексея, который вышел во дворик подышать свежим воздухом, мичман поспешно встал, почти подбежал к нему и отвел в дальний угол, за лужу, что здесь именовалась озером, за чахлые стебли тростника, и долго о чем-то говорил, поминутно оглядываясь по сторонам. Хлебников понял: отщепенец и предатель убеждал Алексея стать на такой же путь.