Мы поздоровались. Он поспешно встал, радостно улыбаясь. Он не заметил наших протянутых рук. С безразличной задумчивостью смотрели его светлые глаза. Но седые брови и опущенные усы дрожали от волнения.
— Откуда? — спросил он, торопливо доставая из кармана трубку, завернутую в кисет.
— Со «Скумбрии». Матросы со «Скумбрии», — сказал Николай. — Мы хотим есть и спать, как крокодилы.
Старик покачал головой.
— Так. Значит, «Скумбрии» больше нет…
— Вы знали ее?..
— Не знал. Да это и неважно, — сказал он печально. — Совсем неважно, что я ее не знал.
Дверь отворилась. Высокая старая женщина в черном чепце показалась на пороге. Она испуганно смотрела на вас, подняв ко лбу руку.
Старик вдруг улыбнулся. Лицо его стало насмешливым и довольным.
— А ловкие ребята! — весело сказал он, — Вишь, как придумали… Со «Скумбрии»! Ну, я, чай, стреляный волк. — Брови его дернулись, как бы пересиливая сомнение. — Григорий-то где, на берегу?
Мы изумленно переглянулись. Женщина махнула нам рукой.
— А где же ему быть? — крикнула она строго. — С баркасом-то надо управиться? Или только про тебя ему думать?
Старик опустил голову.
— Ладно, ладно, не кричи, сам знаю. Шторм-то какой был, не приведи бог! — и еще шире открыл невидящие глаза.
— А дошлые парни, Катерина! Со «Скумбрии», говорят… Ну-ну, вы, скумбрии… ступайте в горенку, а я тут Гришку покараулю.
Мы вошли к комнату. Женщина торопливо закрыла дверь.
— Глупый он у меня, — сказала она тихо. — Все Гришутку ждет. Так и сидит на крыльце с утра до ночи.
С минуту мы постояли у порога. В комнате было почти темно. Сильно пахло сосной. Осторожно поскрипывали большие старинные часы. Слабый луч от печки тлел на их черном стекле.
— А кто такой Гришка? — негромко спросил Алексеев.
Женщина не ответила. Она прошла к сундуку, достала скатерть, накрыла стол. Мы все еще стояли у порога. Движения женщины были бесшумны, она словно боялась кого-то разбудить. В комнате было тихо, как бывает тихо, когда человек вдруг остается один. После грохота моря нам казалась необычной эта тишина.
— Вы садитесь, милые, — спохватившись, ласково сказала хозяйка. — Старый вас, верно, удивил?.. Да что тут… У меня у самой сердце упало. Как только новые люди на острове, так и жду; уж не Гриша ли с ними? А гости к нам бывают раз в году.
Она оживилась. Подойдя к печке, она отодвинула заслонку. Розовый свет вспыхнул на стенках.
— Гриша — это мой сын. На «Орле» он работал. Тоже матросик… двадцати лет…
Мы сели к столу. Женщина поставила перед нами глиняную миску со щами. Шершавая соль осыпалась на скатерть с наших рук. Уже не было ветра, не было ледяных волн. Запах теплого хлеба окутывал нас. Он был родной и спокойный.
— «Орла» знаю, — сказал Николай. — Хорошая шхуна.
Женщина вздрогнула, свет затрепетал на ее морщинистом лице.
— Да ведь он погиб… «Орел»-то…
Она сказала это спокойно и отвернулась. Но мы поняли: какая-то неистребимая капля надежды еще хранилась у нее.
Я посмотрел на Николая.
— Может быть, он не погиб, а?.. Коля…
— В самом деле, — подхватил Алексеев. — Как ты думаешь, Николай? Может быть…
Николай упрямо качнул головой.
— Пять лет назад. Под Охотском. Я хорошо знаю. У меня товарищ был на «Орле».
Старуха прошла к окну. За тусклыми стеклами шли тучи. Под ветром шаталась невысокая ель.
— Эх, ты, Коля! — с горечью сказал Алексеев.
Николай посмотрел ему в глаза.
— Что ж, это правда, — проговорил он спокойно и отодвинул хлеб.
Мы сидели молча некоторое время. Женщина стояла у окна. В печке медленно шевелилось пламя.
Тихонько открыв дверь, вошел старик. С ним порывом ворвался ветер. Громко затрепетало пламя. В комнате стало темней.
— А Гришки нет, — сказал он растерянно и, протянув руку, двинулся к столу. Глаза его по-прежнему были широко открыты и пусты.
Не отвечая, женщина прошла к порогу, плотно прикрыла дверь.
— Погоди. Управиться ему дай, — прикрикнула она и быстро обернулась. Она тоже не верила нам? Ждала все-таки сына. Даже помедлила у двери, как будто вот, сейчас, он должен был войти.
— Ребятам постель сготовь… Ведь устали? — сказал старик. Ощупывая дрожащими пальцами стол, он опустился на край скамейки.
— Ну-ка, рассказывайте, соколы, откуда держите путь? Табак у вас есть? Эй, Катерина, дай табачку!