ГЛАВА II
Когда известие о находке Малрэди наконец облетело оба поселка, оно вызвало волнение, небывалое в истории тех мест. Половина населения Рыжей Собаки и все жители Скороспелки собрались на желтых холмах, окружающих холм Малрэди. Глядя на их лагерные костры, можно было подумать, что целая армия осаждает мирный сельский дом и готовится взять его приступом. К своему огорчению, они увидели, что на лучших участках уже красуются «заявки» на имя различных членов семейства Альварадо. Это было делом рук миссис Малрэди: она хотела успокоить совесть мужа и на всякий случай задобрить семейство Альварадо. Справедливость требует, однако, заметить, что такое унижение кастильских принципов покойного отца дона Сезара встретило сопротивление с его стороны.
— А зачем вам самому разрабатывать участки? Продайте их. Только так можно обезопасить себя от золотоискателей, которые вообще могут завладеть ими бесплатно, — убеждала его миссис Малрэди.
Дон Сезар в конце концов согласился — возможно, не столько с деловыми соображениями жены Малрэди, сколько просто с желаниями матери Мэми. Сумма, которую он получил за несколько акров земли, превзошла доход, полученный доном Рамоном со всех двадцати миль за последнее десятилетие.
Такую же невиданную прибыль дала и шахта Малрэди. Утверждали, что компания, спешно созданная в Сакраменто, выплатила ему миллион долларов, оставив за ним право на две трети дохода. Но с упрямством, почти равносильным внутреннему убеждению, он отказался передать компании дом и картофельный участок. Когда компания пошла и на эту уступку, он с такой же настойчивостью отказался продать их посторонним спекулянтам даже на самых выгодных условиях. Тщетно протестовала миссис Малрэди; тщетно она указывала ему, что, если они оставят за собой это свидетельство их прежнего скромного занятия, оно будет позорным пятном на их репутации.
— Если ты хочешь оставить за собой землю, застрой ее, а огород уничтожь, — говорила она.
Но Малрэди был непоколебим.
— Это единственное, что я в своей жизни создал сам и выходил собственными руками; это — начало моего счастья и, может быть, его конец. Может быть, в один прекрасный день я буду рад, что у меня есть куда вернуться, и благодарен за то, что смогу добывать себе пропитание на этом клочке земли.
При дальнейшем нажиме Малрэди, однако, согласился, чтобы часть огорода была превращена в виноградник и цветник, внешний вид которых отвлекал бы внимание от вульгарной части имения. Меньшего успеха добилась эта энергичная женщина в другом своем начинании. Ей пришло в голову использовать мягкое произношении доном Сезаром их фамилии и изменить в своих визитных карточках «Малрэди» на «Мальред».
— Может быть, у нас испанская фамилия, — доказывала она мужу. — Адвокат Коул говорит, что большинство американских фамилий искажено, а почем ты знаешь, может быть, с нашей произошло то же самое?
Малрэди, который мог бы поклясться, что его предки в 1798 году переселились в Каролину из Ирландии, не в силах был опровергнуть это утверждение. Но грозная Немезида американского произношения сейчас же покарала это орфографическое своеволие. Когда миссис Малрэди устно и в письмах начали называть «миссис Мал-Вред», а дочери ее стали посвящать любовные вирши, в которых «Мальред» рифмовалось со словом «бред», ей пришлось немедленно восстановить в фамилии конечную гласную. Зато она сохранила другую форму испанской учтивости, преобразовав имя мужа, которого она теперь — в его отсутствие — называла не иначе как «дон Альвино». Но в присутствии мужа, низенького и коренастого, с рыжеватыми волосами, мигающими серыми глазками и курносым носом, даже эта властолюбивая женщина воздерживалась от употребления указанного титула. В Рыжей Собаке рассказывали, что однажды, когда некая приезжая знаменитость обратилась к Малрэди с вопросом: «Кажется, я имею честь беседовать с доном Альвино Малрэди?» — простодушный гидальго ответил: «Можешь прозакладывать свои сапоги, братец, я самый и есть».
Хотя миссис Малрэди предпочитала, чтобы Мэми оставалась в Сакраменто до тех пор, пока она сама туда не приедет перед путешествием в восточные штаты и в Европу, ей пришлось по душе желание дочери ослепить Скороспелку перед отъездом новыми туалетами и расправить в родном гнезде изящные яркие крылышки, на которых она собиралась улететь из него навсегда.