— Войдите! — крикнул капитан, вообще расположившийся у синдика, как у себя дома.
Открылась дверь, и вошел сержант.
— Что случилось? — спросил офицер.
— Пленника привели, — отвечал сержант, приложив руку к козырьку.
— Бандита?
— Нет, капитан, наоборот, этот человек говорит, что сам был у них в плену и бежал.
— Что он из себя представляет?
— Молодой человек, кажется, англичанин, хотя хорошо говорит по-итальянски.
Лючетта не могла удержаться от радостного возгласа. Бежавший пленник не мог быть никем иным, как только тем, о котором она всегда думала.
— Синьор Торреани, — обратился капитан к своему хозяину, видимо, довольный полученными известиями, — позвольте мне удалиться и допросить пленного.
— Не беспокойтесь, капитан, — отвечал синдик, — вы можете приказать привести его сюда.
— Да, да, — прибавила Лючетта, — я уйду, если мое присутствие вас стеснит.
— Нисколько, синьорина. Этот молодой человек, если я не ошибаюсь, и есть тот бедный художник, который вас так интересует.
По знаку Гвардиоли сержант вышел и скоро вернулся с пленником.
Это был Генри Гардинг.
Молодой англичанин был очень удивлен тем, что, вырвавшись из рук бандитов, снова попал в плен к солдатам.
Несмотря на лохмотья, молодая девушка тотчас же узнала прекрасное, мужественное лицо Генри, горевшее в этот момент негодованием. Нечего прибавлять, что Генри сейчас же узнал в красавице сестру своего друга.
XLIV. ДОПРОС
Капитан граф Гвардиоли поймал взгляд симпатии, которым обменялись Генри и дочь синдика.
Этот взгляд еще более подзадорил в нем желание выказать свою власть над молодым англичанином.
— Где вы поймали этого оборванца? — спросил он сержанта, бросая презрительный взгляд на Генри.
— Мы его схватили в тот момент, когда он тайком пробирался к деревне.
— Тайком! — вскричал молодой англичанин, пристально смотря на сержанта, опустившего глаза. — За мои лохмотья вам следует краснеть, г-н офицер. Если бы вы и ваши солдаты лучше исполняли свои обязанности, моя одежда не была бы в таком состоянии.
— Ого, синьор, у вас слишком острый язык! Советую вам отвечать только на вопросы.
— Я имею право говорить первый… По какому поводу я в плену?
— А вот это сейчас выяснится. Есть у вас паспорт?
— Странный вопрос для человека, только что вырвавшегося из когтей разбойников!
— Почему мы можем это знать?
— Мое появление здесь и мой внешний вид служат неопровержимым доказательством моих слов. А если вам этого недостаточно, то я призову в свидетели синьорину, которая, может быть, вспомнит пленника, виденного ею со своего балкона.
— Конечно, конечно, папа, это тот самый.
— Я подтверждаю, капитан Гвардиоли, что этот человек и есть тот самый английский художник, о котором мы говорили.
— Возможно, — ответил Гвардиоли с недоверчивой улыбкой, — но, может быть, синьор играет и другую роль, о которой он умалчивает.
— Какую другую роль? — спросил Генри.
— Шпиона.
— Шпиона! — повторил пленник. — Но для кого и зачем?
— А вот это я и хочу узнать… — иронически заметил Гвардиоли. — Ну, сознавайтесь! Ваша искренность сократит время вашего плена.
— Моего плена?.. Но по какому праву, милостивый государь, говорите вы о плене? Я британский подданный, а вы офицер папской армии, а не начальник бандитов… Берегитесь, вы рискуете!
— Чего бы мне это ни стоило, синьор, но вы мой пленник и останетесь им до тех пор, пока я не узнаю причин, приведших вас в эти места. Ваши рассказы очень подозрительны. Вы выдаете себя за художника?
— Я и есть художник, хотя очень скромный, но не все ли это равно?
— Совсем не все равно. Почему вы, бедный художник, очутились в этих горах? Если вы англичанин и артист, как вы утверждаете, то ведь вы приехали в Рим изучать искусство? Так с какой же целью вы очутились здесь? Отвечайте, синьор!
Молодой человек колебался: сказать ли правду? Одного слова было достаточно, чтобы получить свободу.
— Синьор капитан, — сказал он после краткого размышления, — если вы считаете своим долгом узнать причины, приведшие меня сюда, я вам их скажу. Может быть, мой ответ удивит синьора Торреани и синьориту Лючетту.
— Откуда вы знаете наши имена? — вскричали с удивлением синдик и его дочь.
— От вашего сына, синьор.
— Моего сына? Он в Лондоне!
— Именно в Лондоне я впервые услышал имена Франческо и Лючетты Торреани.