Среди наших собутыльников были шкипера торговых судов, фермеры, коммерсанты, плантаторы и только несколько хорошо и со вкусом одетых джентльменов.
Мой спутник, веселый молодой ирландец, только что окончивший университет, быстро перезнакомился со всеми этими людьми. Они показались мне очень симпатичными. Скоро мы уселись за один стол и принялись пить, чокаясь со своими новыми приятелями так же задушевно, как если бы они были нашими старинными друзьями.
Один из них невольно обратил на себя мое внимание. Возможно, что это произошло отчасти потому, что он проявлял по отношению к нам особенную любезность. Во всяком случае, наружность его показалась мне далеко не заурядной.
Это был юноша лет двадцати, державшийся с апломбом тридцатилетнего человека. В теплом климате вообще, а особенно в Новом Орлеане, часто попадаются такие преждевременно зрелые люди. Роста он был среднего. Правильные, резко очерченные черты его смугло-оливкового лица дышали энергией. Густые черные волосы слегка завивались. Над изящно обрисованным ртом темнели маленькие усики. До тех пор пока взгляд его не встретился с моим, он казался мне необыкновенно привлекательным. Но в глазах его было что-то отталкивающее, хотя я и не могу определить, что именно. Они светились холодным, животным блеском. На щеке молодого человека виднелся небольшой шрам.
Одет он был в высшей степени элегантно. Костюм его состоял из темно-малинового фрака на шелковой подкладке, украшенного золотыми пуговицами, изящного жилета, черных брюк, белых полотняных туфель и модной парижской шляпы.
В наше время этот костюм нашли бы весьма экстравагантным. Но двадцать лет тому назад все новоорлеанские джентльмены носили по утрам такие костюмы. Разумеется, здесь идет речь только о зимнем сезоне. Летом сукно заменялось белым полотном, а цилиндр или фетровая шляпа дорогими панамами.
Я так подробно остановился на описании этого молодого человека потому, что он был типичным представителем того слоя новоорлеанского общества, к которому принадлежали по большей части лица французского и испанского происхождения, потомки разорившихся плантаторов и сыновья бежавших от революции мексиканцев.
Такие люди в Городе Полумесяца насчитывались легионами. Определенных доходов у них не было. Эти отважные авантюристы — слишком ленивые, чтобы работать, и слишком гордые, чтобы просить подаяния, — постоянно появлялись в ресторанах и на балах. Их охотно принимали в самом избранном обществе. В те времена «общество» Города Полумесяца не отличалось чрезмерной разборчивостью. Если костюм на госте сидел хорошо и на белье его не было ни пятнышка, хозяин дома никогда не интересовался тем, сколько задолжал этот гость портному или прачке.
Именно к такому типу людей принадлежал наш новый знакомый. Разумеется, это стало ясно мне только впоследствии. Но все же, не будучи хорошим физиономистом, я обратил внимание на его неприятный взгляд. Какой-то инстинкт говорил мне, что, несмотря на элегантный костюм и хорошие манеры, этот человек не вполне заслуживает название джентльмена.
Моему спутнику он понравился больше, чем мне. Правда, молодой ирландец выпил больше моего и, следовательно, был меньше склонен к наблюдениям. Когда я встал из-за стола, чтобы поговорить с одним из наших собутыльников, оба — ирландец и француз — стояли рядом, с бокалами шампанского в руках, и пили за здоровье друг друга.
Прошло десять минут. Вдруг до слуха моего донеслись слова, громко произнесенные моим приятелем:
— Да, сэр! Они исчезли. И клянусь Юпитером, это вы взяли их!
— Позвольте, сударь!
— Чего там позволять! Вы взяли мои часы!.. Вы украли их, сэр!
Француз разразился бешеной бранью, вслед за этим я услышал звук взводимого курка.
Мой приятель стоял у стойки, указывая пальцем на оборванную цепочку, болтавшуюся поверх его жилета. Как по жестам его, так и по только что произнесенным словам, я понял, что кто-то украл у него хронометр и что подозрения его падают на молодого щеголя.
Стоя между мною и ирландцем, француз смотрел прямо в лицо своему обвинителю. Я видел только его спину.
Сухое щелканье курка заставило меня подойти поближе.
Француз держал в правой руке пистолет, дуло которого было направлено прямо в голову моего спутника.
Совершенно растерявшийся молодой ирландец не делал ни малейшей попытки уклониться от выстрела.
Все это произошло в одно мгновение ока.
Побуждаемый инстинктом, я одним прыжком очутился подле француза и выхватил у него пистолет.
Не знаю, спас ли этим жизнь моего приятеля. Так или иначе, выстрела не последовало. Борьба, завязавшаяся между мною и новоорлеанцем, кончилась тем, что патрон выпал, а пистолет остался в моих руках.