Но, с другой стороны, между Сен-Луи и Новым Орлеаном почта никогда не перегружалась. Где же могло затеряться письмо?
Я недоумевал, и даже больше, я начал тревожиться о судьбе послания мадам Дардонвилль. Иногда смутное предчувствие превращалось в более определенное опасение, в особенности когда я вспомнил про инцидент на почтамте в день моего возвращения. Кто-то спрашивал корреспонденцию на имя Луи де Отроша — я отлично расслышал это имя, хотя говоривший произнес его тихо и не особенно внятно.
Получил ли в тот день де Отрош письмо из Сен-Луи или нет? По причинам, о которых я говорил выше, я ни разу не спросил его об этом. Но теперь я решил, что мне не следует дольше молчать. Быть может, мой вопрос удивит и заинтригует его. Но мне это было все равно. Я хотел получить от него определенный ответ. Меня тревожило смутное подозрение.
Наконец я решил зайти к моему приятелю и поговорить с ним, не обращая внимания ни на что.
Как раз в тот момент, когда я собирался выйти, раздался нетерпеливый стук в дверь. Оказалось, что это сам де Отрош, и притом сильно чем-то взволнованный.
— Что это означает? — воскликнул он, войдя. — Я только что получил письмо от мадам Дардонвилль и ничего не могу понять. Она упоминает о каком-то завещании… о каких-то условиях… об Олимпии… В чем дело? Вы недавно виделись с мадам Дардонвилль. Быть может, вы сумеете мне объяснить, о чем тут говорится.
С этими словами Луи вынул из кармана письмо и передал его мне. Я открыл конверт и прочел следующее:
«Дорогой Луи!
С тех пор как я отправила вам письмо с копией завещания моего покойного мужа, в моих планах произошла перемена. Оказалось, что дела, связанные с получением наследства, задержат меня на неделю дольше, чем я предполагала. Поэтому предлагаю вам, если это письмо застанет вас еще в Новом Орлеане, приехать к нам вместе с Аделью и затем вернуться всем вместе. Может быть, и ваш приятель-англичанин согласится сопровождать вас; хотя, судя по той быстроте, с которой он уехал отсюда при наступлении первых морозов, он, очевидно, находит климат Сен-Луи слишком холодным. Но, если это его не испугает, я буду очень рада видеть его.
Вы можете приехать на «Султане». Этот пароход, как я прочла в газетах, должен уйти из Нового Орлеана 25 числа. Если можете, постарайтесь попасть на него — это наш любимый пароход, и мне хотелось бы совершить обратную поездку на нем.
Искренно вам преданная
Эмилия Дардонвилль.
P. S. Помните, Луи, что вам предоставляется полная свобода выбора. Вместе с тем, хотя я была бы рада видеть вас мужем моей дочери, однако не хочу принуждать Олимпию. Ей известно завещание ее отца, и я уверена, что она не откажется исполнить его волю. Ее сердце никем не занято, а так как она знает вас с детства, я не сомневаюсь, что она благосклонно отнесется к вашим ухаживаниям. Впрочем, дорогой Луи, в этом деле вы должны следовать исключительно велениям вашего сердца. Я знаю ваше благородство и полагаюсь на него.
Э. Д.».
Пока я читал, Луи немного успокоился.
— Когда вы в последний раз получили известие от мадам Дардонвилль?
— Около месяца тому назад. Я получил от нее только одно письмо после того, в котором она сообщала мне о смерти мужа.
— А ваша сестра ничего не получила из Сен-Луи?
— Нет, если не считать той записки, которую вы сами ей передали.
— Здесь говорится о каком-то другом письме, к которому была приложена копия завещания.
— В первый раз об этом слышу. Я вообще даже не знал, составил ли Дардонвилль завещание или нет. А постскриптум мадам Дардонвилль мне совершенно не понятен. Она говорит о каких-то условиях, о том, что Олимпия исполняет желание отца. Что это означает? Какие условия? Объясните мне, если можете, умоляю вас!
— Да, я могу вам объяснить все.
Глава XI
ЧЕК
Де Отрош стоял передо мной и умоляюще глядел на меня, с трудом сдерживая нетерпение. Я чувствовал, что в моей власти сделать его бесконечно счастливым, дать ему безграничную радость. Тайна его была мне давно известна: я знал, что он всем сердцем любит Олимпию, со всей страстностью своей пылкой натуры. Это чувство возникло во время его последнего пребывания в Сен-Луи. Правда, Олимпия была тогда еще слишком молода, чтобы ответить ему тем же, но я по некоторым признакам заметил, что она питает к нему нежную привязанность. Я не сомневался в том, что эта привязанность превратится в любовь, как только молодая девушка снова встретится с Луи. Все говорило в пользу де Отроша. Все старания родителей Олимпии были направлены к тому, чтобы она полюбила своего друга детства. Луи был самым красивым из всех ее поклонников, и его нравственные качества соответствовали его наружности. Вдобавок Олимпии постоянно твердили об этом. Все складывалось так, что она не могла не полюбить его.