— Вы устроили это свидание? Я не ослышался, сеньорита?
— По известным вам соображениям я не могла пригласить вас к себе в гасиенду. Вот почему я избрала для встречи эту уединенную лужайку. Не находите ли, капитан, что она прелестна?
— В нашем обществе, сеньорита, самое неприветливое и пустынное место покажется мне раем.
— Опять! Вы, верно, позабыли желтое домино. Умоляю вас, довольно лести. Мы не на маскированном балу, сеньор! Будем же откровенны и просты.
— QT всего сердца принимаю ваше предложение. Я приехал сюда, чтобы исповедаться перед вами.
— Вот как! В каких же грехах?
— Позвольте только раньше задать вам один вопрос, сеньорита.
— Час от часу не легче! Вы метите в мои духовники?
— Да, сеньорита.
— Браво, капитан! Продолжайте! Я отвечу вам с подобающей серьезностью.
— Прежде всего я хочу вас спросить: кто такой этот Чипрео, о котором вы упомянули?
— Чипрео? Да разве вы не знаете? Мальчик, которого я за вами послала. Что за странный вопрос?
— Вы посылали за мной?
— А вот и сам гонец. Сюда, Чипрео! Можешь возвращаться домой. Капитан, вы оказались удивительно проворным. Я ждала вам не раньше, как через полчаса. Но военные люди легки на подъем. Одно мгновение — и солдат в седле. Тем лучше, потому что уже поздно, а я должна рассказать вам столько вещей.
Внезапно я все понял. Мексиканский мальчик, которого я встретил в темной роще, был послан за мной. Вот почему он окликнул меня.
Тревога моя улеглась, и сердце исполнилось радостью.
Еще не обнаружилось, что я явился самовольно. Чипрео убежал, не сказав ей ни слова, а неожиданно быстрый мой приезд вменялся в заслугу Моро.
Я собирался уж все объяснить, как Изолина внезапно напомнила мне про обещанную исповедь.
Признание мое было несложным. Оно требовало только трех коротеньких слов на одном из двух языков, наиболее распространенных в Америке.
Я избрал тот, который словно создан для влюбленных. Нагнувшись к красавице и заглянув в ее широко раскрытые глаза, я прошептал слова, не утратившие своей прелести, несмотря на то что их повторяют на все лады:
— J te amo! (Я тебя люблю!)
Улыбка, освещавшая обычно лицо Изолины, исчезла. Нежным румянцем вспыхнули ее щеки. Стрельчатые ресницы опустились, и я не мог прочесть ее взгляда. Лицо ее омрачилось: шаловливый ребенок внезапно превратился в женщину.
Сначала выражение ее лица испугало меня, но смущение, краска стыда на щеках и высоко вздымавшаяся грудь — все это было добрым знаком.
Минута молчания показалась мне вечностью.
— Сеньор, — промолвила наконец Изолина, и впервые со времени нашего знакомства голос ее дрогнул, — сеньор, вы обещали мне быть откровенным. Но могу ли я верить в вашу искренность?
— Я говорю от всего сердца.
Она подняла глаза; в них светилась любовь. Взгляд ее наполнил мою душу блаженством. Даже солнечный луч не обладает такой живительной силой!
На подвижном, выразительном лице снова заиграла улыбка, но я приписал ее равнодушию и снова встревожился.
— Скажите, сеньор, — продолжала Изолина, — чего ждете вы от меня?
Я опешил.
— Быть может, вы ждете ответного признания?
— Увы! Разве я смею надеяться? Вы не можете…
— Вы ни о чем не спрашиваете меня?
— Нет, сеньорита! Мне страшен ваш ответ.
— С каких пор вы стали таким робким? Как обидно, что на мне нет маски. Не опустить ли вуаль, чтобы придать вам смелости?
Мне было больно и грустно. Я опустил глаза, как подсудимый, ожидающий тяжкого приговора.
Изолина рассмеялась, и в ее голосе мне послышались насмешливые нотки.
Внезапно услыхал я топот и, подняв глаза, увидал, что Изолина удаляется.
Она направилась к центру лужайки. На самой вершине холма она остановилась.
— Сюда, капитан! — крикнула Изолина, махнув рукой.
Машинально я последовал за девушкой.
— Итак, капитан, вы без боязни бросаетесь в бой, но робеете перед женщиной, не решаясь спросить, любит ли она вас.
Печальная усмешка была единственным ответом на ее шутливую болтовню.
— Браво, капитан! Вы меня удивляете. Не раз, наверное, задавали вы другим женщинам этот вопрос. Боюсь, что часто, слишком часто повторялись на вашем веку подобные сцены.
Она произнесла эти слова с нескрываемой горечью. Улыбка снова исчезла. Взгляд был устремлен вдаль.
— Не стоит заглядывать в прошлое, — продолжала Изолина. — Будем жить настоящим. Повторите, капитан… да, да, скажите мне еще раз, что вы меня любите.