Флеминг почувствовал, что краснеет, сам не зная почему, а Фолкнер скромно, но демонстративно удалился и, плохо расслышав слово «намедни», сообщил третьему их компаньону, что Флеминг взял у странствующего медника таз, и теперь негритянка, жена медника, предъявила ему счет за пользование тазом и требует расплаты. После ухода Фолкнера Флеминг облегченно вздохнул и развернул сложенную бумажку. Это было письмо, написанное карандашом неуверенной детской рукой на листке, вырванном из старой бухгалтерской книги, что, очевидно, и дало повод товарищам Флеминга принять письмо за счет. Флеминг поспешно приступил к чтению. В письме говорилось:
«Мистеру Дж. Флемингу.
Дорогой сэр! Когда вы в тот день ушли от нас, я взяла тазик, который вы мне вернули, чтобы замесить тесто для хлеба и пирогов. А на другое утро за завтраком папа говорит: «Что это с твоим пирогом — я чуть об него зуб не сломал — с песком ты его, что ли, замесила — просто есть невозможно! Вот гляди!» — Сказал и с этими словами выплюнул несколько крупинок золота, которые попались ему в пироге. Что вы на это скажете, мистер Флеминг! Не такой уж вы невезучий, как вам кажется! Выходит, вот как все было. Когда вы промывали пробу, эти крупинки золота проскользнули и застряли в трещинках на дне таза, а когда я, ничего не ведая, месила тесто, они прилипли к нему и попали в пирог. Что делать — пришлось мне согрешить и солгать, но в Писании сказано: «Сделайся всем для всех». Вот я и подумала, что должны же вы знать о своем счастье, и я послала к вам Мамку с этим письмом и золотом в коробочке. Конечно же, если бы папа служил Мамоне, а не охотился на божьих тварей, он догадался бы, откуда это золото; а так он поверил, что оно было в воде из нашего ближнего родника. Ну, прощайте. Дорожите ли вы по-прежнему своим колечком? С почтением, ваша
Кэтинка Джеллингер».
Когда мистер Флеминг кончил читать письмо, Мамка вручила ему маленькую картонную коробочку. В первую минуту Флеминг растерялся, не зная, посвящена ли Мамка в эту тайну. Но, к его величайшему облегчению, она внезапно заявила:
— Ну, сынок, дело мое сделано, я все передала из рук в руки. Пора мне убираться из вашего лагеря подобру-поздорову. Не говори ничего, чтоб мне не проболтаться дома.
Флеминг понял.
— Скажите ей, что я благодарен… и… я постараюсь… — мямлил он.
— Помолчи, милок! Хватит с меня и этого, ничего больше не надо! Желаю тебе и твоим дружкам всего хорошего.
И она направилась к дороге. А он посмотрел ей вслед и открыл коробочку.
Там лежали три небольших зернышка золота, весом всего примерно в четверть унции. Такие зерна, конечно, могли незаметно для него застрять в трещинах старого таза. Но если таков результат одной только промывки, а теперь он легко мог вообразить, что так же точно сквозь дырявое дно проскочили еще несколько крупных зерен, тогда… Он обомлел от одного только предположения. Потом проводил взглядом удалявшуюся фигуру Мамки. Представляет ли себе она, представляет ли себе Тинка, что может значить такая находка? Или же провидение доверило эту тайну людям, которые меньше всего могли догадаться о ее значении? В первую минуту ему захотелось догнать негритянку и предостеречь ее; но, подумав, он решил, что рискует возбудить в ней подозрения и выдать тайну.
Он понял, что, пока не возьмет еще одну пробу, все зависит от соблюдения тайны. А с пробой надо поторопиться.
Но как уйти из лагеря, скрыв от приятелей причину отлучки? Он был слишком хорошим товарищем, чтобы не поделиться с ними плодами своей удачи, но вместе с тем вовсе не был так уж уверен в удаче. Может быть, его находка — всего лишь пустяковый «кармашек», запасы которого он уже истощил или истощит при следующей промывке.
Он не сделал никакой заявки; участок мог принадлежать отцу Кэтинки или какому-нибудь золотоискателю вроде него самого. В любом случае приисковые товарищи могли поднять его на смех, а то и закатить ему суровый выговор за беззаботность и нерасторопность. Ну уж, нет! Правды он им не откроет, но и врать не станет. Он просто скажет, что его вызвали на денек по частному делу.
К счастью, пылкая фантазия товарищей Флеминга работала в его пользу. Предположение о меднике и тазе было с возмущением отвергнуто вторым товарищем. Да и сам Фолкнер припомнил румянец и смущение Флеминга; поэтому, сойдясь в палатке, приятели единодушно порешили, что негритянка доставила Флемингу любовное письмо! Он молод и хорош собой, что же удивительного, если него где-то на стороне завелись амуры?
Поэтому, когда Флеминг смущенно заявил, что ему нужно завтра спозаранку отлучиться по делам, о которых он пока что не может им рассказать, его слова были восприняты товарищами как подтверждение их догадок, и они с многозначительными и лукавыми улыбками пожелали ему счастливого пути.