Наконец один из матросов набирается храбрости.
— Что же это, товарищи? — бормочет он. Никто не отвечает ему. Но молчанию положен конец. Раздаются два приказания. Первое отдает лейтенант, второе — мичман. Мичман только повторяет команду своего друга. Между ними нет разногласий.
Суеверный ужас, овладевший матросами, не заражает их. Они тоже испытывают страх. Но это страх совсем иного рода, порожденный совсем иными причинами. До сих пор они еще не поделились друг с другом своими мыслями. До сих пор мысли их были еще чрезвычайно туманны. Теперь они начинают проясняться. Вид обросших шерстью существ наполнил матросов трепетом. Присутствие на корабле этих чудовищ показалось им необъяснимым. Лейтенанту и мичману оно, наоборот, что-то объясняло. Судя по выражению их лиц, они начинают понимать мучительную загадку. Ключ от нее в их руках. Они более встревожены, чем испуганы, более растроганы, чем поражены.
— Ходу! — командует лейтенант. — Живо, боцман! Держи на борт!
Молодой офицер нервно жестикулирует. В его торопливости чувствуется нетерпение. Мичман машинально повторяет слова команды. Он невольно подражает движениям товарища. Матросы исполняют полученное приказание, но медленно и неохотно. Они знают, что лейтенант и мичман пользуются репутацией хороших моряков. И все-таки ими овладевают сомнения. Они считают, что молодые люди действуют опрометчиво, может быть, даже безрассудно. Мотивы, заставившие лейтенанта скомандовать «Ходу!», ускользают от них. Тем не менее они повинуются.
Нос катера ударяется о корпус барка.
— Причаливай! — кричит старший из офицеров.
Канат зацепляется крючком о железную цепь. Катер поворачивается и останавливается бок о бок с барком. Лейтенант поспешно вскакивает с места. Не говоря ни слова, мичман тотчас же следует его примеру. Приказав боцману сопровождать их, оба молодых человека взбираются на барк.
Повинуясь команде, матросы остаются на катере. Они по-прежнему держат в руках весла. Смелость начальников изумляет и восхищает их.
Ухватившись за поручни, лейтенант и мичман заглядывают на палубу. Глаза их блуждают по всему барку, от носа до кормы. На нем не видно и не слышно ничего такого, что могло хоть как-нибудь объяснить окружающую его таинственность. Палуба и мостик пусты. Ни матросов, ни офицеров нет и следа. Весь экипаж барка состоит, по-видимому, из двух странных существ, которые несколько минут назад вскочили на ванты. Они еще тут, поблизости. Одно из них стоит у грот-мачты; другое возится у камбуза. Оба сердито ворчат и угрожающе размахивают руками. Лейтенант спрыгивает на палубу и направляется к ним. Юный мичман и боцман не отстают от него ни на шаг.
При виде приближающихся людей косматые чудовища пятятся. Но страха в них не заметно. Все поведение их доказывает, что они готовятся защищать свои владения. Тем не менее, им приходится отступить. Они отступают медленно, неохотно. В конце концов пришельцам все-таки удается загнать их на ют.
Ни лейтенант, ни мичман не обращают никакого внимания на злобные взгляды странных обитателей барка. Они нисколько не боятся их. Чувство, более могущественное, чем страх, заставляет молодых людей безостановочно идти вперед.
Потрясенный и напуганный ужасным видом косматых чудовищ, боцман хранит молчание и не отстает от офицеров.
Все трое направляются к шканцам. Путь их лежит мимо камбуза. Выдвижная дверь его раскрыта настежь. Поровняв-шись с нею, лейтенант и мичман останавливаются как вкопанные. Из раскрытой двери до слуха их доносится слабый, невнятный стон. Они заглядывают внутрь. Глазам их открывается ужасное зрелище, при виде которого они замирают на месте. На скамейке, лицом к давно уже, очевидно, не топленному очагу, выпрямившись и прислонясь к деревянной пробке, сидит какой-то человек. Живой это человек или мертвец? В том, что он человек, сомневаться нечего. Но теплится ли еще в нем жизнь? Он представляет собой скелет, обтянутый кожей, которая не менее черна, чем угли в очаге.
Этот человек — негр. Он еще жив. Увидев трех моряков, остановившихся в дверях камбуза, он подается вперед и пытается что-то сказать.