Я поглядел в окно. Сначала мы летели над плоской равниной, потом начали появляться невысокие пологие холмы, поля карабкались по их склонам, лишь на вершинах были заметны купы кустарника или деревьев. Потом холмов стало больше, склоны их круче, а лес занимал все больше места, лишь по берегам речек остались проплешины полей и цепочки домиков. Отар что-то писал. Он умеет отключаться и работать. В этом его достоинство и, на мой взгляд, слабость. Я обернулся к девушке. Хорошо, что она все-таки попала в самолет. Девушка закрыла глаза, но длинные ресницы чуть подрагивали. Я сказал Отару, что наш майор не похож на «черного полковника». Отар не любит, когда его отрывают. Он буркнул, что в жизни ни одного «черного полковника» не видал.
Прошло около часа с тех пор, как наш самолет поднялся в воздух. Пить хотелось жутко. Мой организм был совершенно обезвожен. Самолет летел невысоко. Над нами было голубое небо и солнце, зато сбоку, над горным хребтом, стояла стена сизых туч, и мне показалось, что я вижу, как там сверкают молнии. Я решил узнать у кого-нибудь, нет ли на борту воды. Отстегивая ремни, я еще раз взглянул вниз. Мне показалось, что кто-то сигналит нам с земли зеркальцем. «Какая чепуха, — подумал я, — как можно заметить зеркальце с километровой высоты!» И в тот же момент я увидел — и не сразу понял значение того, что увидел, — как кто-то невидимый провел над плоскостью самолета рукой, измазанной в чернилах. Чернила упали цепочкой капелек. Самолет тряхнуло, и я тогда догадался, что это не капельки, а дырки в крыле. И тут же из мотора потянулся черный дымок.
Наверно, я непроизвольно привстал и вжался в стекло. Отар сразу почувствовал неладное.
— Что?
Он пытался встать, но его не пускали ремни. Линия горизонта начала медленно клониться, будто перед нами был склон горы. И тут заверещал толстый индиец в пиджаке. Он вскочил, подбежал к майору и стал его трясти:
— Майор, проснитесь! Майор, мы падаем!
Лами Васунчок
Молодой иностранец, похожий на горца, с широким и добрым лицом, довольно бесцеремонно глядел на меня в ресторане, где я ждала тетушку Амару. Наверно, вид у меня был неприглядный. Странно, что в такой тяжелый момент я обратила внимание на молодого человека.
Когда тетушка подвела меня к майору, я с удивлением узнала в нем Тильви Кумтатона, который учился с моим братом в колледже, даже приходится мне родственником и раз или два бывал у нас дома. Меня он, конечно, не узнал. Десять лет назад я была девочкой. Тильви был недоволен тем, что из-за меня придется нарушать правила, но разрешил лететь. Я надеюсь, что у него не будет неприятностей.
Вообще-то все было чудом, цепью чудес. Господин Сун встретился со мной и оказался таким вежливым и отзывчивым. Когда я узнала о перевороте, он велел мне не беспокоиться. Утром я пришла к нему снова, там меня уже ждала тетушка Амара, которую я три года не видела и которая всегда была злой, но у господина Суна вела себя словно мама и сама предложила поехать на аэродром добиться, чтобы меня взяли на самолет. Она выполнила свое обещание.
Потом мы долго ждали у выхода на поле, прежде чем пришел Тильви и с ним иностранцы. Один из них тот, который смотрел на меня. И я обрадовалась, что они полетят с нами, хоть и стыдно в этом признаться.
В самолете молодой иностранец сидел по другую сторону прохода и иногда смотрел на меня. Я делала вид, что не чувствую его взгляда. Я старалась думать об отце. Я знала, что отец может умереть. Поэтому я решилась и пошла к господину Дж. Суну. Я думала об отце и представляла, как ему больно, а потом задремала и не сразу поняла, что случилось. Самолет начал снижаться, но не в Танги, а прямо над лесом. Господин директор Матур громко кричал. Я испугалась, что мы разобьемся, но еще больше испугалась, что разобьется лекарство. Я прижала сумку к груди, чтобы лекарство не разбилось, если мы упадем.
Директор Матур
Сидя в самолете, я размышлял о том, что прошедшее утро следовало бы внести в графу убытков. Телефонный звонок с аэродрома в город обошелся мне в семьдесят ватов: двадцать — сторожу, который провел меня в кабинет к диспетчеру, и пятьдесят — самому диспетчеру. Это как минимум семь долларов. Даже если вычесть из этого прибыль, которую я получил, обменяв по курсу пять долларов для молодого русского, все равно убыток слишком велик… Но разговор с Тантунчоком все-таки состоялся. Я спросил его, сбылось ли мое предсказание, и Тантунчок вежливо выразил благодарность за предупреждение.