Не случайна, конечно, та любовь к киргизам в моих рассказах. Я не мог обойти молчанием народ умный, энергичный, на который надвинулись со всех сторон более глупые, быть может, культурные люди с железными машинами, с пыльными городами, и то, как отстаивали эти люди-киргизы свой опыт, свое самобытное житье, то, как вымирали, придавленные культурной жизнью, я не мог не отметить.
Когда война и революция убивала детей, когда калечила их жизни, их маленькие наивные души, я тоже не мог оставить без внимания.
Без всякого сомнения мое творчество является новой крупицей в великой русской литературе, это я сознаю, и сознание это дало мне возможность делать мою тяжелую трудовую работу изо дня в день. Но когда я знаю, что все, что мною написано, едва ли может быть издано, когда я знаю, что мои все родственники считают мои рукописи хламом сумасшедшего, мне тяжело сознавать, что они могут быть расхищены, уничтожены или брошены в амбар вместе с рухлядью, старыми ржавыми тазами, гвоздями и прочим житейским хламом.
Мои друзья-писатели после моей смерти едва ли будут интересоваться моими рукописями.
Родственники мои также едва ли что предпримут для издания моих сочинений. Они знают, что щепотка соли на столе ничего не стоит, но миллионы пудов этой соли дают капитал. Но они еще глупы и не доросли до понимания того, что их разговорная речь ничего не стоит, но увеличенная талантом до размера общемирового, человеческое слово может быть дороже золота, серебра и бриллиантов. Не важно быть писателем, более важно уметь составить имя. Имя, которое всех тупоголовых мещан уверяло бы в ценности слов данного писателя.
В случае, если мои рукописи останутся совершенно брошенными, просил бы передать их в какой-либо музей.
Настанет время, найдут Антона Сорокина и издадут его сочинения, и долго будут гулять его слова по земле. И те, кто высоко задирал свои пустые головы, те из братьев моих, которые лечили, которые убивали, умрут и в прах обратятся, и никто не вспомнит их великих дел, а живые, выстраданные, вырыданные темными ночами слова-песни Антона Сорокина останутся на десятки лет, а может быть, и на века. Еще не одно поколение молодежи будет удивляться долготерпению и таланту Антона Сорокина.
Веря в слово, в мысль, в талант человеческого разума, я, Антон Сорокин, в последнем своем завещании ничего не могу сказать более, потому что 24 тома были моим завещанием человечеству. Исполняя мои мысли, они никогда бы не знали жадности, злобы и убийства.
1919
Текст печатается по: М. Басов. Антон Сорокин // Сибирские огни. № 4. 1928.
Золото
Действующие лица:
Миллионер
Его жена
Профессор
Художник
Писатель
Гости, в том числе пять танцующих пар
Грезящиеся миллионеру видения
Золота;
Марии с ребенком;
Станислава (миллионер в молодости);
Человека;
Прохожих: полицейского, мальчишки с газетами, пьяного, сапожника, бедняка, толстого господина, молодого человека, барыни и др;
Гостя (миллионер постарше);
Хозяйки;
Девушки;
Лакея;
Неизвестного;
Неизвестной;
Миллионера (во время действия пьесы);
Толпы людей;
Человека в белом;
Женщины.
Голос забвения.
Действие происходит в наше время, в большом городе.
Акт первый
Зал миллионера.
На столике шампанское и бокалы.
Миллионер и Профессор.
Миллионер. Я сойду с ума. Если бы потерять мысль в одну минуту, сделаться сумасшедшим, но теперь разум борется с безумием. Эта борьба приносит ужасные, невыносимые страдания.
Профессор. Советую вам, Станислав Эдуардович, отдохнуть от дел.
Миллионер. Кто знает, может быть лучше, если бы все люди были бы сумасшедшими. Когда я сойду сума, я буду самым счастливым человеком. Мои мысли будут оригинальными, смелыми, я буду делать, что думаю, я буду говорить все свои мысли. Мои мысли, мои слова, мои поступки все будут считать безумными. Пусть – мне все равно. Разве кто знает, что такое ум и что такое безумие?! Все, что я буду говорить, каждый человек думает то же самое, но он сохраняет свои сокровенные мысли в дальнем уголке души, боится говорить их потому, что не слышал, чтобы это говорили другие.
Профессор. Советую Вам, Станислав Эдуардович, пожить где-нибудь в Неаполе, в Венеции, в Риме. Вам необходимо отдохнуть от дел.