Идеологи Союза Михаила Архангела обращали внимание на несуразность экономической политики правительства. Она проявлялась в том, что зарубежные нефтяные короли очень успешно пользуются специальным вывозным тарифом, позволяющим им постоянно взвинчивать цены. В итоге, 5–6 млн. рублей ежегодно перекладываются в «широкие карманы мирового треста». Этот же тариф способствует вывозу за рубеж огромного количества «продуктов первой необходимости, например, керосина, оставляя впотьмах нашу деревню».
Иностранный капитал представлялся русским националистам начала ХХ века в качестве грандиозной паразитической, спекулятивной силы, эксплуатирующей Россию.
Особое звучание имела тема наплыва в Россию иностранных товаров. Данной проблемой специально занимался А. И. Череп-Спиридович, идеолог крайнего, консервативно-монархического панславизма. В одном из своих докладов Московскому славянскому обществу (1911 год) он подробно и красочно описал процесс захвата российского рынка иностранными изделиями. «Мы знаем, – говорил Череп-Спиридович, – какая безработица на Урале, знаем и то, как богат он всевозможными рудами; мы же выписываем у иностранцев на 23 млн. руб. дешевых металлов, на 27 с половиной млн. руб. изделий из простых металлов и на 80 млн. машин…». Он поражался тому, что Россия – страна лесов, в 1907 году уплатила за импортный лес 12 млн. руб. и 3 млн. руб. за столярную поделку, тогда как даже декоративные сорта леса (кроме черного дерева) растут на Кавказе.
Доходило до очевидного абсурда. Имея в распоряжении такие отличные минеральные воды, как «Боржоми» и «Нарзан», наша страна выплачивала немецким производителям 700 тыс. руб. за воду «Аполинарис». «Вы с отвращением бросите воду эту, – предсказывал Череп-Спиридович, – не имеющую ничего минерального… когда узнаете, что берут ее из источника, расположенного рядом и ниже кладбища, которое во время дождей размывается…». А вода «Маттони-Гисгюблер», навязываемая отечественному потребителю, вообще принадлежала подданному Австро-Венгрии, ведущему на вырученные от ее продажи деньги бешеную антирусскую пропаганду.
Как и сейчас русских националистов весьма беспокоила преимущественно сырьевая ориентация отечественного экспорта. М. О. Меньшиков обратил внимание на следующее: «Обмен сырья на фабрикаты почти равносилен промену капитала на проценты. Страны, отпускающие сырье, торгуют, в сущности, собственной кровью, они не только истощают… исчерпаемые запасы своей природы – почву, леса, недра гор, но как бы ставят крест над собственной народной энергией. Последняя обрекается на самые тяжкие, наименее производительные, рабские формы труда. Задержанный в качестве сырья труд вынужден растрачиваться в количестве; чтобы получить из-за границы фунт обработанного металла или шерсти, нужно отпустить туда 3 пуда хлеба или масла».
С точки зрения Меньшикова, в России начала ХХ века происходило удушение отечественных производств, заранее лишенных возможности развиваться в условиях конкуренции с намного более лучшими товарами. Образованное общество оказалось развращено иностранными товарами и бездумно кормило население западных держав. «Если вы купите аршин сукна в Англии, – предупреждал Меньшиков, – вы дадите дневную работу англичанину». А ведь тот же аршин, купленный дома, мог бы накормить семью русского рабочего.
Получалось, что образованные и состоятельные люди переводят свои доходы за рубеж и кормят «как неприятельскую армию, целое сословие рабочих и промышленников чужой страны». Вывод, к которому пришел Меньшиков, прозвучал (и, наверное, прозвучит сейчас) весьма необычно для большинства россиян – русский народ живет плохо не потому, что мало работает, а потому, что работает много, сверх сил, направляя избыток своей работы соседям-иностранцам.
Русские националисты предлагали конкретные меры по противодействию экономической экспансии западных держав. При рассмотрении этих мер необходимо особо выделить два довольно жестких проекта Меньшикова и Тихомирова, предусматривающих «автаркизацию» российской экономики, уход страны в замкнутое, экономически самодостаточное пространство.
Первый выступил с апологетизацией «государственного одиночества», обосновывая свою позицию рискованным, но ярким сравнением с деятельностью талантливой личности: «Великие вероучители и вожди человеческие обыкновенно были одиноки – и никогда мысль их не была блистательнее, чем в это время. Но даже святые истины теряли в глубине и ясности, когда делались достоянием многих».