Итак, на самом деле в психике человека есть более древние и более молодые пласты, как в коре Земли, но не просто наложенные друг на друга, а находящиеся в сложном взаимодействии. Само “бессознательное” могло бы трактоваться как пласт, отвечающий психическому уровню палеоантропа.
Шлюз, соединяющий бессознательное с сознательным, фрейдизм называет предсознанием. И в этих наблюдениях кое-что можно не отбросить, а круто переосмыслить. Тут, в этом шлюзе, царит, как говорят, “символическое” мышление: подстановки, отожествление разных предметов, воображаемое превращение их друг в друга… Как не узнать низшую, древнейшую фазу валлоновских “пар”, фазу наиболее далеких от реалистического наполнения дипластий! Может быть, эту фазу и следует сопоставить с первыми шагами психического развития нашего вида — “человек разумный” (Homo sapiens).
Валлон справедливо спрашивал: если “пара” действительно является элементарнейшей формой мысли, отвечающей ее первобытным стадиям, не следует ли ожидать, что она будет найдена в манере думать и говорить, присущей самым отсталым из человеческих цивилизаций? Валлон имел в виду отнюдь не ископаемых кроманьонцев. Он ссылается всего лишь на этнографию. В частности, приводятся наблюдения Леэнгардта над туземцами Новой Каледонии. Но до чего же важное для нашей темы, для коренных проблем социальной психологии наблюдение: Леэнгардт обнаружил в языке и мышлении новокаледонцев пережитки множества “двойных понятий”, а также грамматических форм, отражающих, по его мнению, так называемую дуальную организацию общества.
Напомним, что советская этнография пришла к представлению о дуальной организации, т.е. роде, состоящем из двух фратрий или противостоящих друг другу групп, как древнейшей стадии первобытнородового строя. Этот взгляд особенно всесторонне и полно обоснован в капитальном исследовании А.М.Золотарева.
Дуальную организацию поистине можно рассматривать как самую простую и наглядную и в то же время как самую древнюю социологическую модель того, что мы обобщенно обозначаем формулой “они и мы”.
Эта наша исходная категория в науке о социальной психологии, как видим, обнаруживается и в итоге исследований древнейших слоев человеческой психики вообще.
Сам Валлон едва лишь приблизился к такому историческому и социально-психологическому освещению открытого в детском мышлении феномена. Но все же он шел именно в этом направлении. “Эти недифференцированные понятия, — писал он, — где два термина сосуществуют, будучи одновременно и смешиваемы и различаемы, эти единицы-пары, может быть также и распространенность двойственного числа (у первобытных народов. — Б. П.), не напоминают ли они те пары, в которые закована мысль ребенка, пока она не обретет способность сформулировать определенное отношение между их членами, не напоминают ли они эту тенденцию детской мысли к использованию бинарных структур, которые являются первыми проявлениями ее существования, первым шагом от всеобщего смешения по направлению к актам дифференцирования и установления отношений. Здесь достаточно отметить данное подобие в ожидании от антропологов и лингвистов истолкования этих пар, которые обнаруживаются в разных проявлениях коллективного мышления”.
Что же мы находим у Анри Ёаллона для пронйкно-вения в природу последнего? В предыдущей главе (раздел 2) было описано его чрезвычайно важное открытие: мышление ребенка некоторое время подчинено закону образования “пар”, или бинарных сочетаний. “Несмотря на то, что им недостает пластичности в отношении реальности, — пишет Валлон, — умственные действия посредством пар обладают у ребенка большой активностью. Но нередко они рискуют сбить его с толку…”
Парные сочетания у взрослых в неразвитом (или болезненно ослабленном) мышлении иногда возникают по созвучию слов, иногда по той или иной смысловой — по сходству, контрасту — принадлежности. Валлон ссылается на подтверждение его наблюдений психиатрическим материалом. “Если, — по его словам, — пара является примитивной структурой мышления ребенка и, несомненно, еще может быть использована и мышлением взрослого, хотя играет настолько подчиненную роль, что протекает незамеченной, то следует предположить, что она может появиться вновь при некоторых функциональных регрессиях или диссоциациях. Действительно, известны случаи, когда такие больные словно забавляются тем, что отвечают словом, которое не то чтобы совсем не имело отношения к ожидаемому, но которое своим несоответствием вопросу делает их речь заумной, причудливой и абсурдной”. Независимо от того, делают ли это они из преднамеренной оппозиции или нет, говорит Валлон, используемый механизм подлежит объяснению и несомненно аналогичен тому, что наблюдается в детском мышлении.
Основные наблюдения Валлона сделаны над детьми 6-7-летнего возраста. Умственные действия посредством парных сочетаний начинаются раньше. Можно с основанием думать, что, чем более глубоко будет взята фаза a) развития психики ребенка, b) регрессии психики душевнобольного, c) эволюции мышления первобытных людей, тем парные сочетания (дипластии) свободнее, т.е. менее подчинены звуковым или смысловым ассоциациям. Где-то в пределе их надлежит представить себе как наименее зависимые от каких-либо ассоциаций. Но это же явление, хотя бы как тонкая пленка, сохраняется и в психике современного цивилизованного человека. У некоторых оно выражено. Андре Жид писал: “Что может быть обременительнее этой мании некоторых писателей — едва увидев какой-нибудь предмет, обязательно тут же подумать о каком-нибудь другом”.
Мы можем еще расширить вопрос о парных сочетаниях, сказав, что он охватывает сферу не только слов и мыслей, но также некоторых действий, в том числе изобразительных, включая и движение, и придание реальным предметам формы, близкой к воображаемой.
Если брать явление парных сочетаний, или дипластии, в этом самом широком смысле, то окажется, что оно и лежит в основе фантазии и творчества. Пока объекты не связаны жестко в обобщающие понятия, классифицирующие системы и серии, дипластия оставляет возможность самого вольного обращения с ними: соединения в пару того, что действительно не соединено, раздвоения того, что на самом деле едино. Чем более ранней является ступень развития мышления, тем со значительно меньшим контролем, чем у нас, происходит сочетание зримых или мыслительных образов в пары. Чем раньше, тем меньший процент из них и все более случайно оказывается отвечающим реальной действительности, — остальные относятся к сфере фантазии.
Характерные приемы фантазии: мысленное (или в изображениях) сращивание признаков разных объектов; удвоение объектов (в воображении или путем создания искусственных подобий); установление (в мыслях или действиях) несуществующей связи между объектами; превращение (мысленное или в изображениях) отдельных признаков объекта в самостоятельные объекты.
Психология различает как индивидуальную фантазию — мимолетную, скользящую или зафиксированную в индивидуальном творчестве, так и те акты фантазии, которые не индивидуальны и свободны, а закреплены обычаем, повторимы, воспроизводимы в данной общественной среде; этнологи называют их “коллективными представлениями”.
Итак, когда говорят о дологическом мышлении, затрагивают механизм дипластии, присущей человеку, и тем самым говорят о фантазии. Фантазия абсолютно чужда животным, иначе говоря, высшей нервной деятельности на уровне первой сигнальной системы. Фантазия из безудержной и бесконтрольной с ростом цивилизации и историческим становлением мышления загоняется в узкие дозволенные пределы. Но именно поэтому она делается в полном смысле творческой, созидательной фантазией.
Вот почему изучение истории противоборства прелогической фантазии и логического мышления имеет отношение и к самым современным техническим проблемам. Кибернетика утверждает, что принцип работы “мыслящих” машин — отбор. Развитие законов логического мышления шло этим же путем: отбор лишь немногих парных сочетаний из множества наличных. Кибернетика, по-видимому, достигла сейчас потребности глубоко знать структуру и природу горной породы, из которой добывается драгоценная руда истины — структуру и природу ошибки, заблуждения, от которых отсеиваются ничтожные крупицы верных суждений.
От пар, или дипластий, как наидревнейших и элементарнейших явлений сознания, отличающих человека от животного, до формирования общих понятий — тоже еще целый пласт. Он состоит из двух умственных операций, одновременно и противоположных, и дополняющих друг друга: их называют сериацией (образованием серий одинаковых предметов, например палочек) и классификаций. И то и другое в простейших проявлениях можно прямо вывести из умственного действия образования пар.