Он качает головой.
- Нет. Поверь, мне ничуть не лучше от того, что я тебе все рассказал. Все дело в ней. Я говорю тебе это сейчас, потому что Стефани здесь. О чем тебе не стоит беспокоиться, так это о моих чувствах. Ты ни в чем не виноват. И я говорю тебе это, чтобы ты, блять, мог бороться за неё. Это то, чего она заслуживает. Кого-то, кто бы боролся за неё. Она была с нами обоими какое-то время, и каждому из нас нереально повезло с ней. Но ты единственный, кто может заполучить её снова, и ты должен заполучить её. Ты - единственный, кому она принадлежит. И всегда им был.
Я закрываю глаза, пытаясь восстановить дыхание.
- Я разбил ей сердце.
- Тогда встань, мужик, и исправь это.
Я приоткрываю один глаз, чтобы посмотреть на него. Он уже стоит, нависнув надо мной.
- Вам обоим пришлось нелегко. Но только у тебя есть шанс все исправить. Верни её. Заполучи её.
- Она не хочет меня.
- Она, блять, всё ещё любит тебя! – яростно кричит Джеймс. Мне так отчаянно хочется ему верить, но я реально не понимаю, как кто-то может любить после такого. Любовь так непостоянна и так хрупка. Нет ни малейшей надежды, что она способна выдержать это. Она никоим образом не могла бы даже простить меня за то, что я натворил.
- Ты по-прежнему любишь её? – спрашивает он тихо.
Я тут же киваю, не сомневаясь ни секунды.
- Да. Больше, чем когда-либо. Я люблю её больше всего на свете. – С каждым словом, вырывающимся из моего рта, теснота в груди становиться на дюйм больше. Может, это сломанная кость, хотя я не уверен.
- Прошу прощения, - говорит медсестра с соколиным взором, появившаяся на пороге. По-моему её зовут Энди. – Часы посещения закончились. Ему необходимо отдохнуть.
Я в панике смотрю на Джеймса.
- Где Стеф?
- Может с Брэмом. – говорит Джеймс и смотрит на медсестру. – В коридоре есть кто-то еще? Девушка в сером свитере, с темными волосами?
Она качает головой.
- Никого. Пожалуйста, сэр, идемте. Вы сможете вернуться завтра.
Джеймс смотрит на меня.
- Прости, чувак. Я посмотрю, может получится задержаться на пару дней. Она говорила, что не может закрыть магазин, так что…
Итак, она собирается вернуться домой. Дьявол, да это чудо, что она вообще была здесь.
- Ты что-нибудь хочешь ей передать? – спрашивает Джеймс.
Я осторожно покачал головой.
- Нет. – Всё, что я хочу ей сказать, она должна услышать от меня. Просто сейчас, я не совсем в том состоянии.
- Эй, мне правда жаль, - говорит он. – Я не хотел взваливать всё это на тебя. Я просто хотел, чтобы ты знал, что я облажался и буду изо всех сил стараться снова стать тебе хорошим другом. Блять, я, правда, скучаю по тебе, братишка. Теперь всё по-другому.
Не знаю, что и думать, поэтому просто киваю.
- Скажи Стеф…- сказать ей что? – Скажи, я рад, что она приехала.
- Будет сделано, приятель.
И хотя я не испытываю прежней радости, когда он называет меня приятелем, с уходом Джеймса я ощущаю знакомое чувство утраты.
***
- Линден, - слышу я женский голос, зовущий меня. – Милый, ты меня слышишь?
Это не тот женский голос, на который я надеялся.
Я медленно открываю глаза. Солнечный свет заливает больничную палату. На стуле у кровати сидит моя мать. Её рука, худощавая, бледная рука с морщинистой кожей, лежит поверх моей.
В палате больше никого. Мы одни.
Не могу вспомнить, когда в последний раз был с ней наедине.
- Мам, - произношу неразборчиво, пытаясь сесть.
- Шшш, - говорит она, сжимая мою руку. – Не двигайся. – Я чувствую запах алкоголя в её дыхании, что не удивительно, хотя глаза довольно ясные. Или мне просто кажется.
Ещё она выглядит обеспокоенной. Всё это как-то не вяжется.
- Что ты здесь делаешь? – с трудом спрашиваю я.
- Пришла, чтобы увидеть своего мальчика, - говорит она, не обижаясь на мой вопрос. Как будто она понимает, что это немного странно для неё быть с сыном, пока тот находится в больнице. – Как ты себя чувствуешь?
- Как будто пережил крушение вертолета, - говорю я.
Она улыбается. Её губы сжимаются в тонкую, плотную линию, но улыбка, по крайней мере, касается её глаз. Она одета очень сдержанно - свитер с высоким воротом и бежевые брюки. На ней совсем нет украшений. Кажется, будто она не спала несколько дней, но это может быть очередной её маской.
- Твой папа хочет предъявить иск вертолетной компании, - говорит она.
- Не удивительно.
- Ты не против?
Я вздыхаю.
- Не знаю, есть ли в этом смысл. Нам ведь не нужны деньги, разве нет?
- Конечно, нет, - говорит она. – Думаю, по большей части, он делает это из принципа. Ты заставляешь человека платить, когда он делает ошибку.
- Но я, на самом деле, не знаю, что случилось. И чья это была вина.
- Говорят, произошло короткое замыкание.
- Уверен, более хороший пилот смог бы все уладить.
- Линден, - говорит она, и её голос становится тверже. – Ты один из лучших пилотов на земле.
Должен сказать, я потрясен её замечанием. Моя челюсть буквально отвисла, а под ребрами чувствуется какое-то особенное тепло.
- Это не твоя вина, - добавляет она. – Мы все это знаем. Компания напортачила.
Я тяжело вздыхаю.
- Такое бывает. Это просто риск, который ты на себя берешь. Я сознательно иду на этот риск каждый раз, когда поднимаюсь в воздух. Знаю, во что ввязываюсь. Это упорядоченная, сложная машина, состоящая из вентилей, приводных валов и проводков, и летает она вертикально. Ты понимаешь, на что подписываешься каждый раз, когда ступаешь на борт одной из таких штуковин. У тебя могут быть идеальные показатели безопасности, но ты никогда по-настоящему не защищен. Это жизнь.
- Это жизнь, - повторяет она. – Я так понимаю, ты продолжишь летать?
- Конечно, - говорю я, ни чуточки не колеблясь. - Не уверен, что вернусь в ту же компанию, но один несчастный случай не заставит меня бросить полеты. Понимаю, это совсем не то, что ты хочешь услышать, но это то, для чего я был рожден.
Она мягко вздыхает.
- Я знаю, сынок. Мы с твоим папой не испытывали… особого энтузиазма от… твоего выбора профессии. Именно поэтому никто не захочет видеть, как страдает его ребёнок.
Я собирался прервать её, сказать, как удивлен, что она вообще в курсе, что у неё есть дети, но решаю позволить ей продолжить. Такое случается редко. Очень редко.
Она заворачивает рукава свитера и продолжает.
- Но если, ты чувствуешь, что это в тебе, и этот несчастный случай, каким бы ужасным и чудовищным он ни был, не остудил твою страсть к полетам, тогда это действительно твое предназначение. Ни мы, ни кто-то другой не должны вмешиваться в это. – Она похлопывает меня по руке. – Знаю, все выглядит не совсем так, но мы, правда, хотим, чтобы ты был счастлив.
Думаю, это было очень близко к «Я тебя люблю», ничего подобного я и не надеялся от неё услышать.
- Итак, - говорит она, медленно поднимаясь на ноги. – Останешься здесь? Или вернешься в Сан-Франциско?
Я дернулся, отчего голова взорвалась болью.
- С чего бы мне возвращаться в Сан-Франциско?
- Я думала, именно там ты был счастлив.
Я сглатываю.
- Не понимаю. – Я не могу представить себе возвращение в Сан-Франциско и счастливую жизнь без Стефани.
Мама долгое время смотрит на меня до странности ясным взглядом. Потом на её губах появляется крошечная улыбка.
- Знаешь, твой папа сказал мне, что, наконец, встретился с девушкой.
- Девушкой?
- Стефани, - говорит она таким голосом, словно это просто огромное событие. – Ненавижу говорить, как тебе поступать с собственной жизнью, Линден, хотя, уверена, ты с этим не согласишься. – Она тихо смеется над собой. – Но, если ты захочешь снова летать, несмотря на катастрофу и несмотря на риск, поставив тем самым все на карту… Возможно, стоит пойти до конца? Может, вертолеты и сердца не так уж и отличаются.