- А почему он так ненавидит меня?
- Потому что ему запрещено тебя любить. Но любовь – слишком сильное чувство. Оно не может исчезнуть просто так. Тем более такая, как у него. В народе не зря говорят, что от любви до ненависти один шаг. Вот только в его случае он и любит и ненавидит одновременно. Отсюда желание причинить тебе боль и одновременно чувство вины. Есть от чего сойти с ума. Отворот этот еще… К тому же теперь ему нет места в твоем мире. А другого у него нет. Он потерялся.
- И что делать?
- Медленно, шаг за шагом возвращать ему ту жизнь, которой он лишился. Как заново учить ходить. Но нам повезло хотя бы в том, что инстинкты его тела достаточно сильны. И эти твои прикосновения, которых он так боится… Возможно, он считает, что после того, что сделал с тобой, он просто не имеет на них права. В любом случае тактильные ощущения - его слабое место. И этим мы и воспользуемся.
Костя закусил губу, отлично понимая, о чем говорит Ольга Николаевна. Но выдержит ли он? Перекошенное ненавистью лицо и полные смертельной тоски глаза, полные слез… Это слишком даже для него.
- Ты справишься, - Ольга Николаевна взяла его пальцы в свою руку. – Ты УЖЕ сделал почти невозможное. Ты ведь хочешь вернуть своего Артема?
Костя только кивнул, обреченно вздыхая. Да, он хочет. Он очень хочет! Эта надежда – единственное, чем он живет.
- Тогда ты справишься… А я тебе помогу.
11.
Это было пыткой. Медленной, выматывающей. Иногда Косте казалось, что это все, предел, и что он больше никогда не сможет переступить порог палаты Артема. Но одного взгляда на осунувшееся лицо и смотрящие в потолок голубые глаза хватало для того, чтобы приступ слабости растворялся без следа. День за днем он приучал Артема к себе, своему присутствию. Садился рядом и рассказывал новости, травил глупые анекдоты, что угодно, только бы звучал его голос. Артем шипел, как рассерженная кошка, грубо и зло высмеивал любое его слово, стараясь ударить побольнее, но Костя только с силой сжимал кулаки и говорил, говорил, говорил. Ласкал голосом, успокаивал, иногда даже тихо-тихо напевал детские песенки, как маленькому. Сначала Артем затихал, вслушиваясь, а потом все повторялось заново. Грубость, насмешки. Но с каждым новым днем их становилось все меньше. Костя радовался, как ребенок, и все началось сначала. Когда Ольга Николаевна разрешила Косте взять Артема за руку, в ответ тот обрушил на него такую ненависть, что потом, когда этот день закончился, Костя просидел весь вечер в углу душевой кабины, даже не чувствуя, как бьют струи воды по его беззащитной спине. Отчаяние и боль рвались наружу, и он только беспомощно глотал слезы, умоляя всех богов дать ему сил. Еще немножко, еще чуть-чуть… А утром он снова был в палате Артема. То легко, почти невесомо касался лица, не обращая внимания на угрозы Горинского, то сильно и почти больно сжимал пальцы, давая понять, что он рядом и не сдастся.
Но, как оказалось, ничего не смогло его подготовить к тому, что было потом. Но винить некого, кроме себя. Он знал, знал, что слишком рано, что торопится, но удержаться не смог. Опустошенный, беззащитный Артем и искусанные приоткрытые губы. Костя потянулся к ним, как в тумане. Забыв обо всем, он нежно, почти невесомо поцеловал Артема, и тот вдруг закричал. Страшно, дико, срывая голос и пытаясь вырваться из пут, выворачивал суставы. Он бился на кровати, то рычал, то плакал и шептал, шептал, шептал, как в бреду:
- Прости, прости, прости…
А Костя, забившись в уголок палаты, смотрел на беснующегося Артема огромными глазами и мечтал только об одном – умереть здесь и сейчас. Он не понимал, что сотворил, не знал, чем все это обернется для Артема, но чувствовал – он что-то сломал в нем. Окончательно. От вины, отчаяния и боли хотелось выть, но он не мог даже пошевелиться. И даже когда потом Ольга Николаевна безжалостно отхлестала его по щекам, пытаясь привести в чувство, он даже не почувствовал боли. И только когда она прижала его к себе, что-то тихо шепча, он расслабился. И тут же расплакался совсем как маленький ребенок в надежных маминых руках. Ольга Николаевна терпеливо переждала его истерику, а потом напоила сладким чаем и отправила домой, велев не показываться на глаза, пока как следует не отдохнет. Костя проспал почти двое суток. И все, что случилось, стало лишь воспоминанием. Блеклым и нестрашным.
Но за эти двое суток… Только потом Ольга Николаевна рассказала, что когда Костя не пришел в первый день, Артем плакал, как ребенок. А на второй остановилось сердце. Всего на несколько секунд, но за эти секунды Андрей почти поседел. И когда Артем открыл глаза и тихо спросил, почему Костя больше не приходит, Горинский-старший сдался окончательно. И утром третьего дня Костя увидел уже другого Андрея. И другого Артема. Артема, который был так похож на того, прежнего Горинского, что Костя с силой закусил губу, чтобы не разреветься прямо в палате от беззащитного, почти робкого и бесконечно счастливого взгляда голубых глаз, направленных на него. Артем больше не боялся прикосновений, наоборот, он льнул к ласкающим его рукам. Не ругался, не сыпал грубыми словечками. Он… просто молчал. И смотрел, смотрел… Жадно, пристально. Словно никак не мог насмотреться. Впитывал каждое движение, ловил каждый взмах ресниц. Тянулся к Косте и счастливо замирал, когда тот начинал перебирать тяжелые пряди отросших волос. А вечером, когда Косте уже нужно было уходить, голубые глаза наполнялись такой тоской, что начинало выть сердце. Но, несмотря на то, что Костя был почти счастлив, Ольга Николаевна хмурилась все сильнее.
- Можешь считать меня старой маразматичкой, но я пятой точкой чувствую, что нас ждет какой-то поганый сюрприз, - Ольга Николаевна жадно затянулась папиросой и небрежным жестом стряхнула пепел в жестяную банку из-под консервов. Судя по количеству окурков, курить на эту маленькую площадку пожарной лестницы ходили не только они.
- Какой сюрприз? – Костя напрягся. Он так измучился за эти дни, что одна только мысль о любом сюрпризе бросала его в дрожь.
- Если бы я знала, - выдохнула Ольга Николаевна. – Такого случая в моей практике еще не было, но… Знаешь, о чем я думаю, когда смотрю на вас?
Костя молча покачал головой, и Ольга Николаевна продолжила:
- Думаю, что сама с удовольствием придушила бы тех, кто вмешался в ваши отношения. Пусть это прозвучит грубо, но я просто завидую такой любви. И думаю, что половина женщин этой проклятой планетки со мной бы согласилась. Артем смотрит на тебя так, словно вокруг больше нет никого и ничего. Он словно напитывается тобой. Запасается впрок.
Костя ощутимо вздрогнул:
- Что это значит?
- На самом деле ничего, - Ольга Николаевна затушила окурок и обхватила себя за плечи. – Только то, что он боится того, что однажды ты больше не придешь. Радует хотя бы то, что у него больше нет агрессии. Значит, мы можем забрать его отсюда.
Костя затаил дыхание, не веря своим ушам. Артема выпустят?
- Я поговорю с Андреем, - Ольга Николаевна даже не заметила, какое впечатление произвели на Костю ее слова. – Он говорил что-то про дачу. Я хочу, чтобы Артем жил там. С тобой. И с отцом.
- Зачем? – Костя нахмурился.
- Будем возвращать ему его мир, - Ольга Николаевна криво улыбнулась Косте. – Он должен знать, что дом, родители и ты совместимы. Должен понять, что больше никто не вмешается и не встанет между вами. Что у него есть и твоя любовь, и поддержка семьи.
- Кажется, я понимаю, - Костя поежился под порывом холодного ветра.
- Не сомневаюсь, - Ольга Николаевна тепло и лукаво ему улыбнулась, и потянула за собой. – Пойдем внутрь. А то замерзнешь…