Только это не был взгляд добрых голубых глаз сестры. Я всю жизнь знала и любила её глаза. Сейчас я не могла ошибиться. Синева исчезла, ушла белизна белков, остались только два расширенных чёрных зрачка, похожих на огромные зияющие дыры. Я глядела в них как в две открытые могилы. Я испуганно ахнула, и веки спокойно мигнули.
Глава седьмая
Французский дворянин заподозрил, что у его жены есть любовник. Он запер её в высокой башне с единственным узким окном на самом верху и неприступными стенами, куда никому не проникнуть. И всякий раз, когда отсутствовал сам, он оставлял сестру наблюдать за башней.
Но каждый день, когда дворянин уходил на охоту, любовник жены превращался в ястреба и влетал в узкое окно башни. Там он снова становился мужчиной, занимался любовью с пленницей, а потом опять улетал. Так они провели много блаженных месяцев в объятиях друг друга.
Золовка заметила, как в башню прилетает и улетает ястреб. Однажды она последовала за птицей, и когда ястреб спустился на землю, увидела, как он становится человеком. Она сказала об этом брату, тот утыкал окно острыми пиками, а потом притворился, что идёт на охоту.
Любовник, уверенный, что может безопасно проникнуть к женщине, превратился в сокола, влетел в окно и наткнулся на пики. Раны были смертельными, он умер на руках у возлюбленной. Но она уже была беременна сыном, и когда младенец подрос, он стал великим героем Франции.
Побережье Франции
Рикардо
Раф — когда сокол поражает свою жертву, не захватывая её.
— Мои люди сейчас отправятся на вёслах к берегу, — сказал капитан. — Берите свои бочки для воды. Там есть река, боцман говорит, вода в ней добрая. Наполните бочки до возвращения.
— Почему мы здесь высаживаемся? — возмутился купец. — Бухта пустынная. Города поблизости нет. Нужно плыть дальше, к подходящей гавани, где...
— Где можно поспать в приличных кроватях на земле и поесть пищи, подходящей для цивилизованных людей, — закончила за него жена. — Зачем даже одним пальцем ступать на этот безлюдный берег? Как знать — вдруг вы просто уплывёте, и оставите нас здесь умирать с голода? Я слыхала о подобных вещах — пассажиров бросали на смерть на каком-то далёком острове или продавали пиратам в рабство.
— Вам придётся приплатить пиратам, чтобы забрали эту старую каргу, — шепнул я одному из матросов, ожидавших, чтобы высадить нас на берег.
Он ухмыльнулся, показав полный рот кривых почерневших зубов.
— Они не возьмут её даже за всё золото Нового Света. Одна ночь с ней — и будут умолять судью, чтобы их повесили.
— Сеньора, — заговорил капитан, и по тону было ясно, что он с трудом справляется с собой, чтобы не швырнуть её за борт. — Корабль вас не оставит потому, что этим вечером мы не поплывём. — Разве не видите? — он указал на облака, поднимающиеся вдалеке, над мысом. — Приближается шторм. Мы хорошо знаем этот берег. Ближайший обитаемый порт во многих милях отсюда, а с таким встречным ветром нам нечего и надеяться дойти туда прежде, чем разразится буря. Если поплывём дальше — попадём прямо в шторм, он застигнет нас в море и ударит всей силой. А эта бухта защитит хоть немного, хотя нам всё равно достанется.
— И вы хотите, чтобы такая нежная и хрупкая женщина, как моя жена, провела штормовую ночь на пустом берегу? — возмутился купец, выражение лица у него стало мрачным как собирающиеся тучи.
Матросы захихикали. Донья Флавия была такой же нежной и хрупкой, как кит.
Капитан смачно плюнул в волны.
— Если желает — может оставаться на корабле, как и любой из вас, только предупреждаю — проверяйте, что вы привязаны так же крепко, как бочки и ящики. Как только корабль начнёт трясти шторм, вас будет так швырять, что может мозги размазать по переборкам. И, надеюсь, желудки у вас крепкие. Если до сих пор страдали морской болезнью — уверяю вас, когда корабль станет нырять вверх-вниз, все будете молить, чтобы вас утопило.
Донья Флавия взвизгнула и судорожно вцепилась в руку Изабелы, как в святую реликвию.
— Но раз этот приближающийся шторм так ужасен, то если мы останемся на ночь на берегу, нас сметёт в море. Мы все утонем!
Капитан прикрыл глаза, как в молитве.