Судя по всему, это была его принципиальная позиция. Он формировался как личность в те годы, когда в Афинах происходил процесс перехода от устного к письменному слову{1}. Письменность, только недавно начавшая распространяться в широких кругах граждан, воспринималась как некое новшество и — при общем консервативном настрое жителей античных государств — вызывала у многих недоверчивое, подозрительное отношение.
Сократа, конечно, никак не упрекнешь в закоснелом консерватизме; напротив, как мы увидим далее, это было именно то, против чего он всю жизнь боролся. И тем не менее его отношение к письменной культуре было достаточно сложным; мыслитель прекрасно видел не только плюсы, но и минусы, которые она с собой несет.
Вот как сам Сократ говорит об этом своему молодому другу и ученику Федру (Платон, Федр. 275 а слл.). Он, как с ним часто случалось, прямо на ходу придумывает историю, несущую глубокий смысл, и рассказывает ее собеседнику. Некий египтянин Тевт (тут, наверное, отразилось воспоминание о Тоте, древнеегипетском боге мудрости) изобрел знаки письменности, показал их фараону и спросил его мнения. Царь же ответил: «В души научившихся им они (письмена. — И. С.) вселят забывчивость, так как будет лишена упражнения память: припоминать они станут извне, доверяясь письму, по посторонним знакам, а не изнутри, сами собою. Стало быть, ты нашел средство не для памяти, а для припоминания. Ты даешь ученикам мнимую, а не истинную мудрость. Они у тебя будут многое знать понаслышке, без обучения, и будут казаться многознающими, оставаясь в большинстве невеждами, людьми трудными для общения; они станут мнимомудрыми вместо мудрых».
И дальше Сократ продолжает уже от себя: «Значит, и тот, кто рассчитывает запечатлеть в письменах свое искусство и кто в свою очередь черпает его из письмен, потому что оно будто бы надежно и прочно сохраняется там на будущее, — оба преисполнены простодушия… В этом, Федр, дурная особенность письменности, поистине сходной с живописью: ее порождения стоят, как живые, а спроси их — они величаво и гордо молчат. То же самое и с сочинениями: думаешь, будто они говорят как разумные существа, но если кто спросит о чем-нибудь из того, что они говорят, желая это усвоить, они всегда отвечают одно и то же. Всякое сочинение, однажды записанное, находится в обращении везде — и у людей понимающих, и равным образом у тех, кому вовсе не подобает его читать, и оно не знает, с кем оно должно говорить, а с кем нет. Если им пренебрегают или несправедливо его ругают, оно нуждается в помощи своего отца, само же не способно ни защититься, ни помочь себе… Что же, не взглянуть ли нам, как возникает другое сочинение, родной брат первого, и насколько оно по своей природе лучше того и могущественнее?.. Это то сочинение, которое по мере приобретения знаний пишется в душе обучающегося; оно способно себя защитить и при этом умеет говорить с кем следует, умеет и промолчать».
Эти слова Сократа сохранены его гениальным учеником — Платоном. В целом пет полной ясности, насколько тот образ «босоногого мудреца», который воссоздает Платон в своих произведениях, соответствует реальной личности Сократа. Это очень серьезная научная проблема, о которой еще будет подробно говориться ниже. Ни, кажется, можно с уверенностью утверждать, что именно в процитированном месте Платон достоверно излагает мысли своего учителя.
Итак, мотивы, по которым Сократ не писал философских или каких-либо иных трудов, тут очень ярко и талантливо аргументированы. Кое с чем из сказанного даже и поныне можно согласиться. Письменность ухудшает память, говорит Сократ, она вселяет в людей мнимую мудрость, то есть ложную уверенность в собственной эрудиции, при том что на самом деле эрудиция эта поверхностна; с письменными произведениями невозможно столь же полноценное общение, как с живыми людьми, — они не могут ответить на вопросы, рассеять то или иное недоумение читателя…
В этом — весь Сократ! Для него философия была постоянным диалогом, непрекращаюшимся процессом совместного поиска истины. Спор участников этого процесса обязательно приводит к тому, что за время разговора позиции каждого неоднократно переменятся. В этом методе совершенно нет догматизма. И по сравнению с ним любое записанное и изданное сочинение неизбежно становится более догматичным, поскольку оно уже зафиксировано и неизменно. Сократу гораздо милее живое общение учителя с учеником. Наверное, неуютно жилось бы этому философу в нашем современном мире, когда устное общение все больше сводится к минимуму, а учатся в основном по книгам…