– Не сомневаюсь, – негромко произнесла женщина.
– Куда уж тебе, – так же тихо, чтобы язвительное замечание осталось неслышным капитану «Повелителя», бросил Вениамин.
Агафрена привычно подавила короткий вздох. Подобно высокородным адигенам, губернатор Мритский являлся убеждённым олгеменом, требующим от буйных подданных если не почитания, то хотя бы почтения к древней религии, и именно в его столице, а не в сферопорте, как обычно, располагалась резиденция архиепископа Менсалийского и кафедральный собор планеты.
Вениамин верил искренне, и это было здорово.
И это было страшно, учитывая, что он творил.
– Форт Карузо находится в самом большом из оазисов Камнегрядки, – продолжил тем временем губернатор. – Несколько лет назад геологи предположили, что в этой глуши есть залежи валериция и убедили меня начать экспансию. Я построил форт, наполнил его припасами – он должен был стать форпостом моего продвижения в Камнегрядку, – снарядил две экспедиции, но валериция не нашёл.
– Ты был зол тогда, – обронила Агафрена, припомнив жуткие истерики, что случались с разочарованным Вениамином в течение целого месяца.
– Было жаль средств и противно за несбывшиеся надежды, – легко ответил Мритский. И протянул жене бинокль: – Видишь палку над воротами?
– Вижу.
Доминатор приблизился к крепости настолько, что с помощью хорошей оптики можно было разглядеть даже столь мелкий объект.
– А череп на ней?
– Да.
Она не вздрогнула, несмотря на то что зрелище вызывало у неё искреннее отвращение. Вениамин не был «добреньким» губернатором, поскольку добренькие среди менсалийских князей не попадались, но никогда не позволял себе столь варварских жестов.
– Это всё, что осталось от Фернандо Карузо, геолога, который убедил меня вложить кучу денег в освоение никому не нужной Камнегрядки. Как видишь, ему повезло: не всякий бестолковый рудознатец удостаивается чести стать географическим названием.
Череп таращился в безоблачное небо так, словно намеревался сбить тяжёлый крейсер взглядом пустых глазниц. Он не пугал, подобно Камнегрядке, но от него делалось тоскливо.
– Однако теперь форт пригодился, – заметила Агафрена. – Ты построил его не зря.
– Тогда я об этом не знал.
– Но перебил всех геологов.
– Они меня обманули, – очень спокойно произнес Вениамин. – А все, кто меня обманывают, – умирают.
– Они ошиблись, – возразила она.
– Не имеет значения.
Ещё один подавленный вздох, и молодая женщина вернулась к созерцанию открывающегося из окна гондолы вида: окружённое скалами озеро, крепость коричневого камня – как всё в этой безжизненной стране, – и висящий над ними импакто.
– Сначала я надеялся, что нас будет хранить только тайна, всё-таки медвежий угол… Но потом решил подстраховаться и пригнал сюда крейсер.
– Всего один?
Агафрена была менсалийкой и прекрасно понимала, что враги Мритского, соберись они проверить, что затевает губернатор на дальней окраине своих владений, отправят в Карузо не менее трёх крейсеров, и потому слегка удивилась, что осторожный супруг решился выехать из столицы в столь слабо защищённую крепость.
– Не забывай, что, когда я строил Карузо, предполагал, что ему придётся защищать путь к месторождению валериция, и уделил его подготовке особое внимание, – ответил Вениамин. – Даже сейчас, с третью гарнизона, форт способен выдержать полноценную осаду.
– Теперь я тебя узнаю.
– Что же касается импакто, то это «Легавый Ке» – самый быстрый крейсер Менсалы. Заметив противника, он не станет драться, а сразу же отправится за помощью.
Добренькие среди менсалийских губернаторов не встречались, а вот умненьких и хитреньких хватало.
Отправляясь в путешествие, Агафрена готовила себя к тому, что увидит нечто необычное. Не форт, разумеется, крепостей она насмотрелась. Синьора Мритская готовилась увидеть грандиозную лабораторию, развёрнутую инженером в чистом поле, и не осталась разочарованной.
Но сначала – озеро. Полсотни лиг по Камнегрядке приучили к скудному пейзажу, к мысли, что пустошь пришла навсегда, а потому огромное по местным меркам озеро выглядело прихотью могущественного чародея, пожелавшего удивить и напоить усталых путников. Плинг был единственным озером Камнегрядки, остальные оазисы возникали вокруг источников, и неудивительно, что именно на его берегах Вениамин Мритский устроил свой форпост.
Крепость Карузо, естественно, опиралась на скалы и потому представляла собой не стандартный для Менсалы шестиугольник, а неправильной формы укрепление с тремя башнями, удачно расположенными артиллерийскими и пулемётными огневыми точками и тремя воротами, главные из которых – Западные – выходили к озеру, а Северные и Южные играли вспомогательную роль. Стены оказались невысокими, однако в современной войне большее значение имела их толщина, а с этим показателем в Карузо всё было в порядке: артиллерии противника придётся очень постараться, чтобы прогрызть в них дыру.
Однако сам форт, несмотря на необычность формы и местонахождения, не приковал внимание путешественников с «Повелителя» – они во все глаза смотрели на «хозяйство» Холя, что раскинулось к северу от форта, там, где скалы вновь становились камнями, которые можно было сдвинуть с помощью строительных паротягов, и их сдвигали, наваливая по периметру участков грубые пирамиды из сваленных в кучу валунов. Первым, ближе всего к крепости, шёл палаточный лагерь, за ним протянулась складская зона, состоящая из больших палаток и навесов, под которыми прятались ящики, мешки и бочки. Склады заканчивались двумя огромными цистернами, сразу за которыми начинались мастерские, где собиралось и монтировалось на цеппели оборудование. И именно эта часть привлекала главное внимание путешественников, поскольку монтировались разработанные Холем устройства на рундеры – уникальные цеппели тороидальной формы, диаметром в триста метров каждый, которые были притянуты и крепко пришвартованы к земле.
С высоты «Повелителя» повседневная жизнь лагеря представлялась ненастоящей: человечки виделись малюсенькими букашками, домики и палатки – вырезанными из папье-маше игрушками, краны и паротяги – деревянными моделями, однако рундеры выглядели внушительно, и их важный вид позволил отнестись к открывшейся картине с должным уважением.
Капитан «Повелителя» цокнул языком, повернулся к губернатору и поклонился, не забыв произнести несколько глубоко обдуманных льстивых слов. Рулевой осмелился поддакнуть, и дерзость была принята благосклонно. И даже Агафрена, которой не было никакой нужды лишний раз выказывать мужу почтение, не смогла удержаться и вздохнула:
– Удивительно… – Она действительно была зачарована видом. – Никогда не подумала бы, что вы с Алоизом сумеете организовать столь мощное производство в такой глуши.
– Нам пришлось.
Потому что в первую очередь требовалось сохранить тайну: ради этого Холь отказался проводить эксперимент на Луегаре, пошёл на огромные траты и уговорил пойти на них Мритского. Тайна стала главным условием их сотрудничества.
– Я всегда знала, что ты способен на многое, Вениамин, – ровно продолжила женщина. – Но сейчас я потрясена. И восхищена.
– Спасибо, дорогая, – сдержанно кивнул Мритский.
Агафрена чуть улыбнулась и плавно повела рукой, словно очерчивая пальцем и форт, и лагерь, и рундеры:
– Всё это выглядит… величественно.
– Скорее – перспективно. Алоиз сказал, что если эксперимент пройдёт удачно, мы перевернём ход истории Герметикона, – спокойно, словно они обсуждали меню второго завтрака, произнёс Вениамин. – Мы обретём экономическое могущество, а вместе с ним – власть. Наши имена окажутся во всех учебниках истории.
– И мы вырвемся с Менсалы? – тихо спросила женщина.
– Мы навсегда забудем это грязное название, – твёрдо пообещал губернатор. – Навсегда.
В прошлые, мирные и вспоминающиеся сейчас, как райские, времена главным украшением менсалийских столиц являлись губернаторские дворцы: обязательно пышные, яркие, роскошные, способные поразить не только наивных простолюдинов из дальних хуторов, но и коллег из соседних провинций, в поте лица трудящихся над совершенствованием собственных родовых гнёзд. Именно родовых, поскольку менсалийские губернаторы издревле являлись самостоятельными, никому не подчиняющимися главами провинций, командующими армиями и издающими законы. А их необычный для Герметикона титул напоминал о том, что при колонизации планеты избавившиеся от власти даров менсалийцы надеялись установить на новой родине выборную систему. Однако не получилось. Губернаторы, возможно, первых из них действительно выбрали, образовали элиту, стали формировать династии, Дома, но при этом оказались достаточно искусными управленцами, сумев создать на планете развитое общество, не скатившееся, подобно многим мирам Бисера, в родо-племенные отношения. И потому в Эту Эпоху Менсала вошла достаточно уверенно: ей было что предложить межзвёздным торговцам.