Он так громко выражал своё недовольство, что на него стали оглядываться. Реставраторы были все, как на подбор, мужчины крепкие, плечистые, так что запросто могли накидать по шее. Поэтому я счёл за лучшее утащить Кольку подальше.
Мы встали с ним в углу монастырского двора, сделав вид, что нас очень интересуют полуразрушенные стены.
Судя по всему, реставраторы будут работать до вечера. Мне стало как-то не по себе. Приходить сюда в сумерках не хотелось. У меня даже мурашки по коже побежали. На наше счастье пришёл бригадир и позвал реставраторов обедать.
Как только они ушли, мы с Неукротимым Маркизом рванули к подвалу. Колька примчался первым, протиснулся боком в двери, но неожиданно застыл на пороге.
- Ты чего?! - нетерпеливо толкнул я его в спину, пугливо озираясь. Нас же увидят!
- Да тише ты! - заорал Колька. - Чёрный Монах твой не такой уж и призрачный! Вот смотри!
Он отодвинулся, и в дневном, косо проникающем свете, я увидел в густой пыли отчётливые большие следы возле двери.
- Может, это кто-то ещё заходил? - спросил я. - Вон сколько реставраторов работает вокруг.
- А там других следов нет! - закричал он. - Там только твои следы, Алёнкины и этого самого Черного Монаха! К тому же и никакой не монах он!
- Это почему так? - обиделся я. - Я сам его видел.
- Видеть ты видел, да не его! Монахи в кроссовках не ходили! А отпечатки именно кроссовок!
- Много ты знаешь, в чём монахи ходили, - не очень уверенно возразил я, протискиваясь в дверь.
В подвале было достаточно светло для того, чтобы разглядеть, как кружили по подвалу большие следы кроссовок. Следы подходили к щиту возле стены. Я упал на колени и заглянул за щит. Туда никто не заходил. Вытащив камень, я стремительно просунул руку в тайник, и ещё более стремительно вырвал её оттуда.
И как это я забыл о еже! Он выбрался из коробки, и я укололся.
- Что, картина пропала?! - заорал над моим ухом Колька.
Я совсем позабыл про него и от испуга чуть не подпрыгнул.
- Если ты ещё раз так заорёшь в ухо, я тебе дам по шее! - пригрозил я.
- По шее и я могу! - почти нормальным голосом отозвался Неукротимый Маркиз. - Так что там с картиной?
- Сейчас достану, - отозвался я. - Вот держи пока!
Я протянул ему пойманного ежа, а сам полез за картиной. Я даже дыхание затаил. Но все мои волнения оказались напрасными. Холст был на месте.
Я вытащил его, засунул под рубашку, и мы выскочили на улицу.
Не оглядываясь, помчались к выходу из монастыря. И налетели на могучую фигуру высокого бородача в рясе.
- Вы что тут делаете?! - прогремел бас над нашими головами.
- Мы тут смотрим! - заорал Колька.
От неожиданности мужчина в рясе выпустил Колькино плечо.
- А ты что за живот держишься? - спросил он, заметив, что я прижимаю оттопыренную рубаху руками.
- Я... я это...
- У него живот болит! - закричал Неукротимый Маркиз.
- У него болит, а ты кричишь, - недовольно покосился мужчина. - И вообще, идите отсюда, мальчики, гуляйте.
Нам только того и нужно было. Мы пулей вылетели за ограду и помчались к Кольке. На бегу я оглянулся и чуть не упал.
Мужчина в рясе стоял, глядя нам вслед. Ветер трепал его длинные волосы, завернул края рясы, а под ней стали отчётливо видны джинсы и большие белые кроссовки!
Я припустил ещё быстрее, и вскоре мы сидели у Кольки.
- И как мы будем возвращать картину? - спросил он меня.
- Завтра пойдём в музей, там, рядом с туалетом коридор и кабинеты служебные, в какой-либо кабинет и подкинем, - нашёлся я.
На том и порешили. Ёж остался у Кольки. Мы посмотрели картину, ничего особенного на ней не увидали, Колька зачем-то даже изнанку рассмотрел через увеличительное стекло.
Потом так же тщательно он изучил сам портрет.
- Смотри-ка! Здесь ещё что-то видно!
Я взял увеличительное стекло. В одном месте отвалился верхний слой краски, и под портретом проглянул нарисованный глаз.
- Ух ты! Нужно отколупнуть! - загорелся Неукротимый Маркиз.
- Тебе самому нужно что-то отколупнуть! - перехватил я его руку. - Это же музейная ценность!
- Так там же ещё что-то нарисовано!
- Вот специалисты и увидят, что там нарисовано, - возразил я. - Ты спрячь картину получше. Завтра я приду, и отнесём её в музей. А ты напиши записку, что неизвестные благородные люди возвращают музею ценную картину. Только без ошибок пиши! Благородные люди ошибок не делают!
- Вот именно! - съехидничал Колька. - Они за просто так картины не возвращают!
Вечером я успокоил Алёнку, рассказав ей, что ёж у Кольки. Папа был озабочен. Его срочно отправляли в командировку, а мама ещё не вернулась, и он не знал, куда нас девать.
- Отправь нас к деду Николаю! - канючила Алёнка.
- Без вас разберусь, - устало отмахнулся папа.
Он сел звонить по телефону, а мы легли спать.
Утром я отвёл Алёну в школу, а сам помчался к Кольке.
- Ну что, пошли? - спросил я с порога.
- Куда пошли?! - прокричал Колька, с трудом преодолевая зевоту. Музей только в одиннадцать откроется!
- Записку написал? - спросил я.
Колька молча кивнул на конверт, лежавший на столе, а сам с закрытыми глазами пошёл в ванную. Умывался он так же громко, как говорил. Он фыркал, плевался, даже пытался что-то петь.
Я же прочитал его записку.
Уважаемый музей!
Пишут вам совсем неизвестные, но очень благородные люди. Мы возвращаем вам картину. Если вы нас не найдёте, тогда, конечно, можете награду не давать.
Неизвестные люди. И благородный человек Николай Петухов.
Ученик 56-й школы
- Ты бы ещё свой адрес написал! - возмутился я.
- А ты думаешь нужно?! - обрадовался Колька.
- Дал бы я тебе!
- Дал один такой! - выпятил губу Неукротимый Маркиз. - До сих пор того героя ищут.
Всё же я заставил его переписать послание. А ровно в одиннадцать мы стояли у входа в музей частных коллекций. После вчерашнего ограбления посетителей собралось много. Колька стоял в очереди и всё время странно дёргался.
- Что ты дёргаешься?
- Что я могу сделать, если весь чешусь?! - заорал замотанный под рубашкой в холст Неукротимый Маркиз.
Стоявшая впереди женщина испуганно оглянулась, отодвинулась и спросила нас:
- Мальчики, вы не хотите пройти вперёд? Я пропущу.
Мы воспользовались её предложением.
- Пошли в туалет! - заорал Колька, как только мы вошли в музей.
Не понимая, к кому обратился с таким громким призывом мой друг, посетители растерянно оглядывались. Я же уволок Кольку за собой в залы.
Мы пошли, делая вид, что рассматриваем картины и очень интересуемся всеми этими нарисованными деревцами и домиками.
Колька шёл молча. Поэтому когда он неожиданно заорал в музейной тишине, вздрогнул даже я, не говоря уже об остальных посетителях.
- Шишкин! - орал Колька. - Смотри! Шишкин!
При этом он тыкал пальцем в растерянного бородатого мужчину, стоявшего возле какой-то картины. На истошный вопль Неукротимого Маркиза сбежались посетители из других залов. И все смотрели на мальчика, который шёл к бородатому дяде, тыкал в него пальцем и голосил:
- Шишкин! Шишкин!
- Ты что, с ума сошёл? - схватил я за руку Неукротимого Маркиза. Какой это тебе Шишкин? Ты хочешь, чтобы нас из музея выгнали?
- На картине Шишкин! - орал Колька, показывая на картину за спиной бородача, на которой был нарисован сосновый лес. - Три медведя на картине!
- Где ты там медведей увидел? - схватился я за голову.
- Медведи сейчас выйдут! - кричал Колька. - Я точно помню! Вот и дерево поваленное, они по нему в прошлый раз на картине лазили!
Кое-как я утащил его и повёл вниз, к служебному коридору, на ходу сердито объясняя, что сосны не только Шишкин рисовал. В самом начале коридора стоял милиционер, и нам пришлось свернуть в туалет.
- Что будем делать? - спросил я.
Колька стал быстро расстёгивать рубашку.
- Ты что делаешь? - спросил я.
- Чешется! - простонал Колька. - Холст колючий!