Мы встретились с Закри-беем, лордом Гэвином, Японцем и другими членами этой дьявольской Большой Семерки. Каждый из них по-своему положению стоял куда выше той прослойки общества, где полиция обычно ищет преступников.
В ту ночь, когда О’Кив захлопнул ловушку, я едва не лишился жизни. Лишь совершенно случайно я не проглотил всю предназначенную мне дозу яда, но врачам пришлось несколько дней бороться за мою жизнь.
Никто не знает, что они сделали с Каррутером. Скорее всего, он был просто загипнотизирован, поскольку в ту ночь взял некоторых членов Большой Семерки с собой в посольство.
Ночной сторож заметил свет в канцелярии в столь необычный час, но, увидев раскрытый сейф и первого секретаря, дружески беседующего со своими, как он предположил, друзьями, ушел, подумав, что они заняты срочной работой.
Из сейфа ничего не пропало, документы были в образцовом порядке, и, хотя утром бельгийская полиция подобрала меня, полумертвого, в сомнительном квартале города, можно было избежать расследования, если бы не жена посла Джорджа Хогана, всегда совавшая нос не в свои дела. Жена ночного сторожа рассказала горничной леди Хоган о странных людях, с которыми мистер Каррутер просидел всю ночь в канцелярии, та поделилась новостью со своей хозяйкой, а леди Хоган, в свою очередь, поинтересовалась у сэра Джорджа, каких это гостей развлекал Каррутер.
Но когда об этом спросили самого Каррутера, бедняга не смог ничего ответить: он абсолютно ничего не помнил. Вызвали ночного сторожа, и он описал людей, виденных им вместе с Каррутером у открытого сейфа, — после чего тот тихо ушел к себе наверх и застрелился.
Ближайшим кораблем меня отослали назад в Англию, в Форин Офис, который, как мне думалось, я посещал в последний раз. Подробно допросив меня о деталях события, сэр Роджер Фистлвейт сказал тихим голосом рафинированного интеллектуала:
— Я готов принять ваши уверения в добрых намерениях, но вы должны понять, что мы вынуждены отстранить вас от дипломатической службы. Очень жаль, знаете ли, очень жаль. Многие считали, что у вас блестящие перспективы.
— Совершенно верно, сэр, — ответил я, подумав при этом, что не стоило бы растравлять рану.
— Что вы намереваетесь делать? — спросил сэр Роджер после небольшой паузы.
— Я пока не знаю, сэр, — ответил я.
— Боюсь, что правительственные должности для вас будут теперь закрыты, — сказал он. — Потребуется все ваше мужество, чтобы пережить этот скандал. Но не следует слишком огорчаться из-за погубленной карьеры. Вы еще очень молоды, и позвольте дать вам совет: сразу же посвятите себя какому-нибудь другому занятию.
— Навряд ли какая-нибудь солидная компания рискнет принять меня — мое имя распугает всех ее клиентов.
Сэр Роджер задумчиво постучал о стол костяным ножом для бумаг.
— Нам удалось переориентировать нашу политику: для подобных случаев у нас всегда предусматривается альтернатива. Но пришлось связаться со всеми посольствами и миссиями, и мы не могли скрывать причины столь серьезных изменений от дипломатов, и ваше имя теперь навсегда связано с самоубийством Каррутера.
— Естественно, — мрачно согласился я. — Все будут считать, что Каррутер и я продали секреты иностранным агентам, и его самоубийство — единственно достойный выход, тогда как у меня не хватило пороху. Мне придется пережить это, сэр. Мое имя запятнано, и всякий будет смотреть на меня, как на прокаженного.
Сэр Роджер секунду колебался, затем мягко продолжил:
— Что вы будете делать, если вновь столкнетесь с О’Кивом или с кем-то из его друзей?
— У меня еще не было времени подумать об этом.
— Такая возможность не исключена. Более того, располагая вашими средствами и почти неограниченным временем, вы наверняка встретитесь с ними, если захотите.
— Вы считаете, что мне следует попытаться найти их?
Он демонстративно холодно взглянул на меня.
— У меня возникла мысль, что вы имеете веские основания ненавидеть людей, погубивших вашу карьеру. И, думается, правительство окажется в неоплатном долгу перед всяким, кому удастся обезвредить их. Может последовать награждение за оказанную услугу, и тем самым пятно с вашего имени будет смыто.