Гамак штарха всегда располагался впереди всех, совсем рядом с пров-тамбучей. Здесь же был обустроен закуток для кассата.
Собственно, пров-тамбучей пользовались лишь штарх да кассат; причем кассат всегда, без всяких исключений, только этой тамбучей и никакой другой. Штарх, разумеется, передвигался по кораблю более вольготно, а вот кассат обыкновенно или дремал в закутке, или сидел наверху, под парусами, глядя на небо и волны, а квадратный проем тамбучи служил границей между этими двумя состояниями. В данный момент кассат дремал. Ральф не стал ему мешать, уложил вещи в продолговатый рундук под гамаком и поднялся на фашту.
В лицо дохнуло ветром – свежим, просоленным, пахнущим водорослями. Из парусов стояли только флок, контра-флок, стралет и майстро-ранда; дуло полветра с левого борта, несильно – редко где на волнах можно было заметить барашки, – но сантона бежала вперед весьма резво.
«Чапа небось опять днище мыл, – подумал Ральф с одобрением. – Дотошный он, не отнять…»
Обросший водорослями и ракушками корабль бежал бы в такой же ситуации заметно медленнее.
Курс держали сирокко, удаляясь от Керкинитского берега.
– Эй, Зимородок! – донеслось откуда-то с пупы. – Поди в камору, кличут!
«Ну наконец-то», – подумал Ральф с удовлетворением.
Пора было и узнать – куда же они все-таки идут.
Ральф спустился к кассату – тот продолжал дремать, положив голову на лапы.
«Пусть дремлет… Дует нормально, курс спокойный… До заката работы нам вряд ли найдется».
Пробираться через заполненный солдатами кубрик Ральф не захотел, поэтому привычно взлетел по асигуту, поднырнул под флока-мунс и быстро зашагал вдоль борта.
В каморе было тесновато, потому что, помимо Чапы, толстяка-Фримера и Александра, там пребывал еще и невысокий офицер, чьего имени Зимородок пока не знал. Пришлось протискиваться на свободное место. Чапа и Фример сидели за столиком и разглядывали маленькую карту, забранную в прозрачный материал древних, на свободном краешке рундука примостился Александр, а офицер и вовсе стоял, загораживая проход.
– Вот и штарх, – оживился Чапа при виде Зимородка.
– Исмаэль, Александр, будьте так добры, пропустите штарха к нам… – басом попросил Фример.
– Конечно, дядя! – весело сказал принц, подобрал колени и втянул живот. Офицер тоже посторонился. Пришлось снова протискиваться и усаживаться рядом с Чапой.
– Э-э… – прогудел Фример. – Ральф! Раз уж вы теперь друг к другу лицом – знакомьтесь, это флаг-лейтенант Исмаэль Джуда. Он знает, кто вы…
– Ральф Зимородок, – на всякий случай представился штарх. – Мое почтение, лейтенант.
Исмаэль Джуда четко, по-военному кивнул. Сесть ему было некуда, поэтому он продолжал загораживать проход. Это Ральф мог по-простецки вжать хоть и каморного, но все же старого знакомца Чапу в переборку, а флаг-лейтенанту, понятное дело, такое в голову прийти не могло.
Говард Фример был потен и источал плохо скрываемое неудовольствие.
Ему было жарко, тесно и мерзко – после просторной каюты на «Святом Аврелии» камора Чапы казалась ему сущей крысиной норой. И мысль, что ближайшие недели, а то и месяцы придется ютиться тут вместе с подопечным принцем, повергала капитана Фримера в уныние. А еще вместо пяти десятков солдат получилось взять только половину; кока с цирюльником и вовсе пришлось оставить на «Святом Аврелии», потому что на эти чертовы скорлупки больше народу было ни в жизнь не впихнуть, а третью шхуну нанимать не оставалось времени, да и не хотелось отправляться на поиски целой эскадрой, привлекая всеобщее внимание.
Они с Бэрбанксом и вторую-то шхуну – или как бишь там ее, сантону – решили нанять только после того, как узнали, что на борт, помимо команды, сантона сможет взять только полтора десятка человек.
Однако Фример был человеком долга и королю Теренсу, двоюродному брату, был предан всецело, поэтому он пытался неудовольствие свое подавить, загнать поглубже и сосредоточиться на порученной миссии, невзирая ни на что: ни на проклятую южную жару, ни на эту тесную каютку с чужим названием камора, ни на варваров со странностями и саутхэмтонскими дипломами…
– Вы бы сняли китель, дядя, – сочувственно посоветовал Александр. – Жарища ведь, спасу нет.
Сам Александр сидел в легкой рубахе, изрядно подмокшей.
– Я б снял… – пробасил Фример. – Да не развернусь, пожалуй…
– А мы выйдем! – с готовностью подобрался принц. – Исмаэль, прошу вас!
– Выхожу, – кратко отозвался офицер и освободил площади. На его место переместился Александр; пододвинулись и Ральф с Чапой. Фример с нескрываемым облегчением привстал и кое-как освободился от кителя. Рубаха на толстяке была мокрая насквозь, хоть отжимай.