Темнеет в Б. зимой рано. В четыре часа Ольга Васильевна включила настольную лампу – бронзовую, старинную, еще отцовскую, задернула занавески. Елочку, стоящую в углу, тоже зажгла. В комнате стало уютно. Поставила в вазочке на столе конфеты, рядом, прикрыв салфеткой, тарелку с пирожками – на случай, если понадобится детей угостить. В прошлом году на Васильев день к Ольге Васильевне приходили дети из соседских домов петь колядки, для них это была веселая игра. На такие полуязыческие обряды нынче власть глаза закрывала. А детям – развлечение. Семенова детей любила, до войны ей довелось и в школе немного поработать. С соседскими детьми она дружила. Ну, если придут – есть чем угостить. А пока решила отдохнуть, посмотреть телевизор – повторяли новогодний «Голубой огонек».
Когда раздался звонок в дверь, Ольга решила, что это дети пришли петь колядки. Хорошо, что приготовила заранее подарки. Прежде чем открывать, все же выглянула в окно.
На крыльце спиной к ней стояла странная, нелепая женщина – вытертый до дыр пуховый платок, длинная темная юбка, вывернутый тулуп до колен, черная котомка через плечо. Как-то странно она была неуклюжа и сутула. И роста высокого, однако нескладная.
«Никакая не женщина, а переодетый мужчина – ряженый! – подумала Ольга. – Женщина такой страшный рваный платок да лохматый тулуп и не наденет!».
Скорее всего, кто-то из соседей или же с ее кафедры: институтская молодежь любила пошутить. Странно только, что в одиночестве явился. Ладно, главное – есть чем угостить.
«Женщина», между тем достав из котомки маску волка, стала натягивать ее. Возясь с котомкой, она повернулась к окну, и, прежде чем маска закрыла лицо, Ольга Васильевна это лицо увидела. Она немного удивилась и даже на минуту замешкалась, однако потом поправила брошку на блузке и, выдавив приветливую улыбку, пошла открывать дверь.
Глава 3
Похороны
Ольгу Васильевну хоронили семнадцатого января. Она погибла в страшный вечер Васильева дня. Обстоятельства смерти были такими диковинными, что в Б. только и говорили, что об этом убийстве. Выдвигались самые невероятные версии, вплоть до действий нечистой силы. Разные ходили разговоры.
Александр Павлович Соргин, доцент кафедры математики, на которой работала погибшая, был глубоко и искренне опечален. Он проработал вместе с Ольгой Васильевной более двадцати лет, считал ее хорошим специалистом и прекрасным, легким и добрым человеком.
Александр Николаевич Евлампиев, друг Соргина, и вовсе плакал. Он знал Ольгу с детства. Она была на пятнадцать лет старше, но они жили по соседству, у них дружили отцы. Семенова два года преподавала в школе, в которой Саша Евлампиев учился. На работу в пединститут Саша был приглашен в значительной степени по ее инициативе: в небольшом городе Б., где почти все жители между собой связаны – соседством, дружбой или родством, – вопросы трудоустройства часто так решались, «по знакомству». И это не всегда шло во вред делу. В общем, смерть Ольги Васильевны Александр Николаевич сильно переживал.
На похоронах было много народу: преподаватели института, соседи, выпускники. Сын, конечно, приехал из Ворска.
Отпевали Ольгу дома, в отсутствие посторонних (и то смело было со стороны сына – главного инженера на одном из ворских заводов, члена партии, конечно), потом гроб отвезли в институт, а уж оттуда – при большом количестве сопровождающих – на кладбище.
Прощались с Ольгой Васильевной долго: говорили речи и ректор, и Евлампиев, и многие другие. Место для могилы выбирать не пришлось. Сын сразу сказал: с дедом, конечно.
В оградке рядом со свежевыкопанной ямой было две могилы. На одной стоял большой гранитный памятник с надписью: Василий Павлович Летуновский (14.01.1867 – 03.04.1945). На другой памятник значительно скромнее: Федор Иванович Двигун (11.01.1918 – 01.08.1942).
«Муж Ольги Васильевны погиб на фронте… Кто же этот Двигун?» – размышлял Соргин. И повернулся к Саше Евлампиеву спросить.
– Это беженец из Ворска, меньше месяца у них жил, его просто из жалости приютил Василий Павлович. А он возьми и умри, – ответил Саша, угадав невысказанный вопрос друга. И они вновь начали слушать ораторов.
Выступала Марья Алексеевна Астрова, декан филфака, уверенная в себе уже немолодая дама. Сегодня она была в собольей шапке и в накинутой на пальто большой собольей горжетке – с лапами и даже с головой. Студенты звали ее Княгиня Марья Алексеевна. Говорила она громко, четко, хорошо поставленным преподавательским голосом – на лекциях на филфаке по сто человек сидят, так что голос выработался.
– Уроженка нашего города, Ольга Васильевна с первых дней основания учительского института принимала живейшее участие в его делах. Она ковала педагогические кадры Б. и в войну, и в трудные послевоенные годы. Благодаря ей и таким как она – Егору Сильвестровичу Пахомову, Петру Борисовичу Негряжскому, Людмиле Семеновне Урюпиной…