Машины впереди и сзади шли одна за другой не шибко, но ровно, и гул равномерный стоял от них по всему участку дороги. Шли в полной боевой готовности — с минометами, с пушками, с пулеметами ДШК. Заметно пополненный в последнее время за счет учбатовцев и пришедших из госпиталей и санбата солдат, его полк снова обрел боевую способность, но больше половины личного состава теперь уже не вернется: многие еще долечиваются, другие полегли навечно. Обо многом думалось под монотонный шелест колес, шум ветра и гул моторов. Майские дни стояли сухими, солнце жарило крепко, и порой на неасфальтированных участках дороги длинным шлейфом висела над колонной пыль. По территории, по которой они ехали, советские войска не проходили, но и немцев здесь не было: они скатились южнее — в Альпы, сосредоточившись в группе армий «Австрия» под командованием Лотара Рендулича. Теперь уйдут к англичанам. Северной части Австрии повезло. Штормовая волна фронта не коснулась ее. Поселки стояли чистенькие, в цветах, в зелени, но народу на улицах немного и все какие-то растерянные, молчаливые. Из окон домов почти везде свешивались белые флаги. Все признавали себя побежденными, и, понятно, все уже знали, что война кончилась, что Германия капитулировала.
Поздно вечером перед Кирхбергом Макаров приказал остановить колонну и дать солдатам двухчасовой отдых.
Сам проехал вперед и на площади перед кирхой велел отвернуть влево.
— Вася, — сказал он помощнику начальника штаба Колупаеву, — попроси-ка подойти сюда вон тех двух почтенных граждан, — и показал рукой на стоящих у храмовой ограды пожилых австрийцев, в шляпах, в пиджаках и в высоких сапогах с козырьками.
Колупаев выскочил из «виллиса», пригласил к машине австрийцев:
— Ком, камрады!
Молодой лейтенант-переводчик Вьюков, которого только вчера прислали из штаба дивизии и который якобы в совершенстве знал английский и немецкий, сидел в одной машине с Макаровым, улыбнулся такому приглашению, но он же и изумился, когда австрийцы подошли, приподняли шляпы и на сносном русском языке поздоровались:
— Здравствуйте, господа офицеры!
— Здравствуйте, почтенные! Вы знаете русский язык? — спросил Макаров.
— Когда-то, еще в ту войну, мы оба были в России, — ответил один, с небольшими усиками под длинным носом. И уточнил: — В плену.
— А-а, вот как! Тем лучше, не нужен будет переводчик. Скажите, уважаемые, как вы и ваши сограждане относитесь к факту капитуляции Германии?
— Господин подполковник, война всем надоела, — ответил другой австриец с впалыми и сморщенными щеками.
— Это общие слова, — перебил Макаров. — Я хотел услышать о том, что ждет австрийский народ после капитуляции фашистов.
Оба пожали плечами, стали переступать с ноги на ногу.
— Не бойтесь, говорите правду.
— Мы слышали обращение временного австрийского правительства к народу, — ответил австриец с усиками, — но люди не верят, что будет все так, как обещано вашим правительством…
— Почему?
— Многие говорят, что вы очень сильны и вам ничего не стоит развязать конфликт с американцами и англичанами, чтобы покончить со всеми разом. Тогда Австрия снова оказалась бы ареной тяжелых боев… Все с ужасом ожидают этого столкновения.
— Это пропаганда недобитых фашистов, — сказал Макаров. — Русские еще никогда не нарушали соглашений.
— Но война кончилась. Зачем же вы устремились вперед? — спросил австриец с впалыми щеками.
— У войны свои законы, почтенные господа. Мы не можем позволить остаткам разбитых нами немецких войск нарушить условия капитуляции.
— Дай-то бог, если это так, — сказал другой.
Но Макаров видел, что оба эти австрийца ему не верят. Но теперь он знал, почему так настороженно ведет себя население приграничной австрийской полосы и почему сцепщик у Вульцесгофена перекрыл пустым составом проезд колонне. Он распрощался с австрийцами, и «виллис» повернул назад.
Дорсберг был последним крупным австрийским селом перед чешской границей. Всех поразил резкий контраст отношений австрийцев и чехословаков к колонне советских войск. Жители Дорсберга в основном сидели в домах, выбросив из окон все те же белые флаги, тогда как по ту сторону границы колонну встретила огромная толпа народа, разбившаяся на два рукава вдоль шоссе. Видимо, сюда собрались жители с ближних и окрестных сел. Макаров, держась за козырек ветрового стекла, встал на ноги, выбросил вперед свободную руку.
— Да здравствует дружественный нам чехословацкий народ! — крикнул он.