У сруба загремел колодезным журавлем Федор.
— Павел Васильевич, — крикнул адъютант от колодца, — я такой водой не намерен вас поливать. Хо-ло-одная! Насморк схватите…
Миронов сдернул рубаху, кинул на прясло.
— Ле-ей!
Вода была действительно холодной, и от горячего со сна тела сразу пошел парок. Мылся, фыркал от удовольствия, затем долго обтирался грубым, в рубчик, солдатским полотенцем.
— Сейчас чаю крепкого!
— Уже заварил, Павел Васильевич.
— Разгрузка идет?
— Идет. Недавно был генерал Кокорев. Сообщил: вся девяносто восьмая на подходе.
— Добро! Сегодня в Лодейное едем.
Первым к комкору пришел генерал-майор интендантской службы Семенчук. Миронов поглядел на его красные, отекшие веки.
— Совсем не спал?
Семенчук тронул пальцами мешки под глазами:
— Это со сна.
— Все шутишь? Федор, налей ему чаю! Да покрепче.
Генерал повесил фуражку на колышек, вбитый в стену.
— Павел Васильевич, груз пришел интересный. Отписан на наш корпус.
— Ну? — Миронов поставил бокал на стол, потянулся рукой к тарелке с тонко нарезанными ломтиками хлеба с ветчиной, другую нервно поднял к гладко выстриженному под полубокс затылку («С мелочами лезет»). — Что за груз?
— Я прихватил один экземпляр. Там… за дверью… у солдата. Разрешите внести?
— Давай.
Семенчук вышел и вскоре внес на руках конусную, выкрашенную в зеленый цвет заслонку с ремнями.
— Что это? — спросил Миронов, и черные брови на его красивом, властном лице высоко вздернулись.
— Панцирь, Павел Васильевич.
— Что-о?
— Солдатский боевой панцирь. Современная, так сказать, новинка, предназначенная для бойцов и офицеров в наступлении. В инструкции сказано: вес до трех с половиной килограммов, толщина брони полтора миллиметра, надежно предохраняет от автоматных пуль и осколков.
Миронов, разом забыв о чае, с интересом потянулся к панцирю, стал вертеть и разглядывать: он и в самом деле напоминал рыцарский нагрудник, такой же выпуклый, с заплечинами, с нижней подвижной заслонкой, которая должна была, сходя на конус, прикрывать живот, сзади крест-накрест пристегивался ремнями.
— Ну и ну! — сказал Миронов. — А что? Пожалуй, от автомата спасет. Федор, примерь-ка!
Семенчук помог адъютанту надеть панцирь, затянул ремни.
— Что? Как?
— Ничего! Ловко.
Миронов едко передернул губами.
— Это сейчас… передо мной ловко. А если на марше? Пошевели плечами… Черт знает что! В самом деле, выглядит ничего. Сколько их, Семенчук?
— Пятнадцать тысяч, товарищ генерал-лейтенант.
— Что ж… ладно! Передадим доспехи батальонам и полкам, которые пойдут первыми.
2
296-й гвардейский стрелковый полк подполковника Макарова прибыл в Оять 10 июня и только на пятый день после выгрузки пришел походным маршем в район сосредоточения.
Перед солдатами, ранее никогда не видавшими широких рек, открылась живописная, в лесистых берегах, многоводная Свирь. Левый берег был крут, высок, правый — низок, в мелкой густой поросли сосняка. Казался загадочным, чужим.
Сам городок Лодейное Поле тянулся вдоль берега справа. Все дома в нем были деревянными, ошелеванными в елочку и крашенными в зеленый цвет. На месте многих лежали только груды обгоревших бревен (следы прежних артобстрелов), прямо по улицам шли глубокие, в рост человека, траншеи с выходами к берегу. Отсюда хорошо просматривалась и финская оборона. Прямо от реки поднимались рогатки, опутанные колючей проволокой, валялись, будто небрежно брошенные, скатки спирали Бруно, перегораживающие подступы к извилистой линии окопов, — и так вдоль всего берега. Но ни дзотов, ни железобетонных сооружений видно не было. Они, очевидно, находились дальше, в глубине обороны, в самом лесу, который начинался километрах в трех.