— Тогда подарите мне что-нибудь ценное в знак нашей зарождающейся дружбы, — военный сразу захотел подарок.
Но кто на его месте не захотел бы?
— Рис и крупу не отдадим, – Бонни зашипела мне на ушко. – Любовь – любовью, но дорогущие сахар и крупа – слишком жирно для парня.
— Не крупу же и сахар вы мне предложите в подарок, — военный словно мысли читал.
Или не мысли читал, а надписи на мешках. – В столовую везете?
— Так точно, дон военный, в столовую, – я ухватилась за мысль, что мы не своровали крупу и сахар, а отвозим в столовую.
— Я возьму ваши кружевные трусики на память, — военный порылся в коробках и извлек трусики, которые себе выбрал Радзинский или Гениус.
Радзинский, как увидел кружевные трусики в руках оборотистого военного, так и скрипнул зубами от досады. – Подарок мне на первый раз! – Военный послал нам воздушный поцелуй и скрылся в тумане.
— Вот гад, лучшие трусики увел, – Радзинский кулаком погрозил туману.
— Радзинский, а ты не мог отстоять трусики? – Гениус от возмущения зашуршал в джунглях коробок. – Придушил бы военного.
— Я бы его душил, а он бы мне бластером в живот стрелял, – Радзинский крякнул.
С кряканьем и перебранкой мы вошли в казарму.
Военный нас задержал надолго, поэтому многие парни успели с добром прибыть раньше нас.
Кто тащил коробку, кто – две, а кто и тележку с мешками и ящиками.
— Джейн, Бонни, отличные сапоги, – Шмуль, словно мы и не враги, улыбнулся.
— Спасибо, Шмуль, ты очень мил, – мы засмеялись в ответ.
— Зачем вам столько лишней обуви: белые ботинки, красные полусапожки, длинные черные сапоги? – Шмуль все же не слишком добрый к нам, мы ошиблись. – У каждой по три пары ног?
— Три пары трепали, – Гендель пропел.
— Гендель возомнил себя поэтом и певцом, – я затащила в комнату первый мешок с сахаром.
— Подобных поэтов и певцов великий лейтенат Шоу успокаивает ударом кулака в челюсть, – Бонни за мной по полу везла два мешка – с рисом и гречневой крупой.
— Бонни, надорвешься, – я помогла подружке.
— Своя ноша не тянет, – счастливая улыбка освещала прекрасное личико моей подружки.
В казарме царило веселое оживление.
Парни гордились, что ограбили склад, и радовались вещичкам, которые с него унесли.
И все бесплатно!
— Шесть мешков с крупой и три мешка с сахаром – мало, – Бонни критически оглядела наше приобретенное богатство.
— Мало, конечно, но на первый раз хватит, – я нежно поглаживала мешки.
— Джейн, смоем с себя пыль ангара, – Бонни подхватила коробку с шампунями.
— Мыться – обязательно, но быстро, – я с любовью посмотрела на мешки. – Мешки в наше отсутствие могут украсть.
— Кому нужны крупа и сахар в учебке? – Бонни сама себя спросила и тут же неуверенно ответила: — Здесь это не особо ценится, но могут украсть из вредности.
— Нас не уважают, значит, не уважают и наши вещи, – я за подружкой бежала в купальню.
— Джейн, мы приносим мужчинам бесплодие, – Бонни печально вздохнула.
— Не бесплодие приносим, а отсутствие интереса к голым девушкам, – я повторила занозой засевшую мысль Шмуля. – Почему военные думают, что все беды от нашей наготы?
Почему, например, другие приметы не видят?
Например, если дорогу перебежал капрал, то это – к несчастью.
Или, если в купальне увидел голого майора, то это – к половому бессилию?
— Потому на нас окрысились, что мы яркие, а капралы и майоры не яркие, – Бонни вошла в офицерскую умывальню.
К парням, в нашу общую купальню, мы боялись сегодня заходить.
К счастью, в офицерской умывальне никого, кроме меня и Бонни не было.
— Джейн, мы сегодня всю ночь не спали, – Бонни вяло покачала головкой. – Как день на учениях выдержим?
— День мы выдержим, выдержать бы насмешки и злость в наш адрес, – я поцеловала Бонни. – в уме не укладывается.
Я читала о разлучницах, смотрела по визору фильмы о девушках, которые приносят несчастья парням, но никогда не подумала бы, что они – мы.